Неэффективная борьба с преступностью вызвала широко распространенное общественное недовольство работой органов милиции. В отдельных областях избиратели требуют: “Когда же вы начнете борьбу с воровскими притонами, которые теперь стали обычным делом в Архангельске?” Из Костромы: “Когда же вы покончите с хулиганством в городе?” Из Ленинграда: “Какие меры вы предпринимаете в борьбе с преступностью?” “Что вы делаете по борьбе с бандитизмом и воровством в Туле?”. И из Челябинска: “Когда органы милиции действительно начнут борьбу с хулиганством и воровством и вернут порядок в этот город?”[43]
В 1946–1947 гг. советские тюрьмы, ИТК и ИТЛ оказались переполненными из-за притока мелких преступников, по мере того как милиция развертывала борьбу с бандитизмом. По указу от 4 июня 1947 г. в 7-10 раз был увеличен максимальный срок наказания за мелкое воровство — вплоть до 25 лет лишения свободы вместо 1–2 лет (при условии смягчающих вину обстоятельств). Новый указ игнорировал эти обстоятельства и увеличил среднюю продолжительность срока заключения до 7 лет. В результате к концу 1947 г. почти 80 тыс. заключенных находились в местах лишения свободы за нарушение пресловутого “закона о пяти колосках” от 7 августа 1932 г. Кроме того еще 300 тыс. человек были приговорены к различным срокам наказания за нарушение указа от 4 июня 1947 г. С 1946 по 1947 гг. общее число заключенных на длительный срок (лишение свободы на 10 и более лет) выросло в 100 раз (до 16 260 заключенных), в 1948 г. — в 3,8 раза достигнув цифры 60 тыс. человек[44]
. Больше всего от массовых арестов и депортаций пострадали жители Западной Украины и Прибалтики[45].Вступив в “борьбу с бандитизмом”, советское государство не только реагировало на призыв общества к восстановлению нормальной жизни после войны, но также и получило возможность расширить свои полицейские прерогативы за счет граждан. Используя послевоенный кризис, связанный с ростом бандитизма и насилия, в последние годы сталинизма карательный аппарат быстро разрастался. Возникала ситуация, описанная историком Жаком Берке: “разбойничество не только обнажало болезни общества, но и давало повод для [государственного] вмешательства и узурпации прав граждан”[46]
.Масштаб трансформации советских органов внутренних дел в ходе “борьбы с бандитизмом” показан в табл. 1. Численность агентуры и осведомителей в системе уголовного розыска МВД за первые два года Второй мировой войны выросла вдвое и снова удвоилась между 1943 и 1950 гг. В борьбе с преступностью советское государство все больше полагалось на агентуру — сеть осведомителей. Статистика показывает, что неоправданно большое значение, придававшееся осведомителям из уголовной среды, стало неотъемлемой чертой работы органов. И хотя после смерти Сталина в марте 1953 г. очень скоро произошло осуждение самых репрессивных сторон его политики, можно проследить интересный феномен: после 1953 г. сеть агентов советской милиции в уголовной среде действительно подверглась проверке и была значительно сокращена, но даже после всех сокращений численность осведомителей на протяжении последующих трех десятилетий превышала довоенный уровень в три раза. Со сталинских времен советские органы внутренних дел унаследовали привычку полагаться в своей работе на агентуру.
В то же время война стала подлинным водоразделом в умонастроениях советских властей. Внешне гордые победой, они тем не менее трезво смотрели на ту огромную цену, которая была за нее уплачена. Приведу в качестве иллюстрации слова одного офицера, пережившего Вторую мировую, который во время войны в Чечне наотрез отказался преследовать бандитов в своем секторе: “Я не для того пережил Великую Отечественную войну, чтобы погибнуть от рук чеченских бандитов”[47]
. Поэтому, более пятидесяти лет спустя, нам еще предстоит понять, какого рода ограничения война накладывала на возможности советской государственной власти[48].Таблица 1. Численность агентурно-осведомительной сети Уголовного Розыска МВД СССР, 1942–1951 гг.
*В том числе платных — 2293 (1948); 2121 (1949); 1962 (1950); 1761 (1951).
**Включается в категории «Агентов».