Советская эпоха. Исповедь отщепенца

На короткое время на вершине власти возник Маленков, один из ближайших соратников Сталина. Сделал доклад по сталинскому образцу. Но материальное положение резко улучшилось. В магазинах появились заграничные вещи и продукты питания. Стали в изобилии показывать иностранные фильмы. Маленков скоро с позором «слетел». На его место пришел Хрущев. И потому начавшийся период оказался связанным с его именем. Такая персонификация исторических эпох в моем изложении есть лишь дань традиции и способ обозначения их. Я не рассматриваю происходившее в эти эпохи как результат замыслов и воли отдельных лиц, стоявших у высшей власти. То, что произошло в сталинский период, произошло бы при любом другом вожде, в том числе и при Ленине, проживи он еще двадцать или более лет. Произошло бы в несколько иной форме, с иными жертвами и последствиями, но все-таки произошло бы. Тем более это верно в отношении Хрущева. Остался бы во главе страны Маленков или захватил бы власть Берия, общество так или иначе уже вступало в период зрелости и должно было преодолеть инерцию и рецидивы юности. В том слое и в том разрезе общества, в которых протекала моя жизнь, это было совершенно очевидно. К переменам на высотах власти и к верхушечным спектаклям власти я и окружавшие меня люди относились либо с полным равнодушием, либо с любопытством любителей слухов и сплетен, либо с презрением и насмешкой.

Периоды моей личной жизни в самых существенных чертах совпадали с периодами жизни страны. Это объясняется тем, что отражение, осмысление и переживание эволюции коммунистического общества в моей стране при всех обстоятельствах оставалось основой моей личности. Это не значит, что я постоянно занимался наблюдениями за событиями общественной жизни, постоянно думал о них и переживал их. Процесс эволюции личности является до некоторой степени автономным. В моей жизни были периоды, когда я полностью погружался в личные дела или в научные исследования чисто академического характера. Мне самому часто казалось, что я насовсем покончил с моими социальными интересами. Вплоть до 1974 года мне даже в голову не приходила мысль, что я когда-нибудь буду писать статьи и книги на темы о советском обществе и коммунизме. И все же глубокая обусловленность моей личности социальными интересами уже не могла исчезнуть совсем. Моей доминирующей и неизменной страстью так или иначе оставался коммунизм во всех его аспектах и проявлениях. Периоды моей жизни совпадали в самом главном с периодами истории страны совсем не в том смысле, что я шагал в общем строю «строителей коммунизма», но лишь в смысле моей реакции на них и моего поведения. Я никогда не испытывал восторгов по поводу перемен в стране. Я относился к ним всегда критически. Конечно, я, как и все, радовался бытовым улучшениям. Но я никогда не воспринимал их как свидетельство неких достоинств и преимуществ коммунизма. Тем более эти улучшения в моем личном положении никогда не соответствовали моему социальному положению. Например, я получил отдельную однокомнатную квартиру лишь в возрасте сорока пяти лет, будучи доктором наук и профессором, опубликовав множество книг, имея международную известность. И успехи в науке мне доставались всегда в бесконечной борьбе с властями, коллегами и «друзьями». Так что периоды моей жизни совпадали с периодами истории страны в смысле изменения моих умонастроений и форм борьбы за выживание и сохранение в качестве автономной личности.

После смерти Сталина

Сталин умер. Но в стране ничто не изменилось как непосредственное следствие его смерти. Те изменения, которые происходили в стране, были независимы от Сталина и его смерти. Они начались при Сталине. Формальные преобразования высших органов власти еще при жизни Сталина нисколько не меняли существа власти. После смерти Сталина они были ликвидированы, была восстановлена прежняя структура высших органов власти, что тоже не изменило ничего по существу.

На Западе этим ничтожным, на взгляд советских людей, изменениям в органах власти придали огромное значение, как сейчас здесь преувеличивают значение горбачевской суеты. Но даже среднеобразованные советские люди понимали (как они понимают и теперь), что все махинации в высших органах власти были связаны с борьбой за власть в правящей верхушке, и вообще игнорировали их. От того, что высший орган власти стал бы называться Президиумом ЦК КПСС, а не Политбюро ЦК КПСС, его статус и роль в системе власти не изменились бы.

Вскоре после смерти Сталина у меня состоялся разговор с В. Громаковым, тогда секретарем партбюро факультета. Он сказал, что мне следовало бы вступить в партию, что начинается такое время, когда мои антисталинские настроения могут быть полезными для страны, что, находясь в партии, я могу сделать более, чем оставаясь беспартийным. Его слова мне показались убедительными. Он был одним из тех, кто дал мне рекомендацию. Другую рекомендацию дал мне друг-враг Э. Ильенков. Не помню, кто дал третью. Осенью 1953 года я был принят кандидатом в члены КПСС.