Не находилось больше никого. Тысячи ждали с любопытством и нетерпением — а ведь не шли. Между тем в законе сказано четко: десять добровольцев из народа должны зажечь костер разом. Народ сам казнит тех, кто злоумышляет против бога и людей.
— Ну, что? — обратился к народу жрец. — Или отпускать злоумышленника и колдуна? Задерживаете святое дело, люди! Не торопитесь послужить богу. Ну! — Ну! — он посмотрел на толпу.
— А я что? Я, раз надо, пойду.
— Благословляю!
Десятый медленно, неуклюже ступая, подошел к костерку, у которого сгрудились добровольцы, наклонился за головней-факелом, потом — вроде оступился, сделал еще один неверный шаг да так и рухнул лицом в костер. Из его домотканой спины торчал короткий, оперенный конец стрелы.
— Кто? — вскрикнул лейтенант. — Откуда?
— Из того дома, наверное, — крикнул ближе к нему стоящий солдат.
— Дорогу! — закричал лейтенант на толпу. Толпа попятилась, но не расступилась, не из упрямства — просто некуда было.
— Не тем занимаетесь, лейтенант, — остановил офицера жрец. — Ваше дело охранять, а не ловить. Так кто будет десятым? — толпа молчала. Десятого не находилось.
— Сейчас еще девятого искать будете, — подал голос, как проснулся, Амаута.
— Убьют? — машинально спросил лейтенант.
— Их и убивать не надо, сами разбегутся.
Добровольцы пока не разбегались, просто слились вместе, слились в странный комок на восемнадцати ногах и медленно, медленно пятились от костра и помоста.
— Стой! — рявкнул на них лейтенант. — Стойте, шкуры! Задержать!
Двое солдат, повернув копья горизонтально, преградили добровольцам путь к толпе. Те уперлись в копья и, глядя поверх голов, начали пятиться в другую сторону.
— Кто это был?
— Да ты уже на меня-то не кричи, пожалуйста, — ответил Амаута, — не знаю я, кто это был. Знал бы, так не сказал, — а сейчас вот честно и радостно говорю: не знаю. Значит, нужна народу моя правда, — продолжал он, глядя куда-то вверх. — Значит, прав я был, лейтенант, в своем деле. Значит, менять тебе все-таки профессию, когда разобьет ваши войска сапожник. И не видать тебе теплой пенсии, как своих ушей. Значит, я не горю, лейтенант, а ваша затея горит при ясной погоде.
Жрец в разговор не вмешивался, жрец убедительно говорил что-то народу, а народ от него тихо отходил, наступая на носки задним.
— Нет, — сказал лейтенант, — ты ошибаешься. Это ты сгоришь. Ты у меня все-таки сгоришь. Ты меня не знаешь!
— Права не имеешь, лейтенант, — отозвался Амаута. — Ты же государственный служащий, у тебя же нашивки лейтенанта. При всем народе нарушить закон — неужто посмеешь?
— Эй, вы! — обернулся лейтенант к добровольцам. — Берите факелы. Живо!
И те, помешкав, взяли факелы-головни, потому что наяву увидели смерть. Страшен был лейтенант. Он подтолкнул, лично подтолкнул замешкавшихся к помосту, а затем посмотрел на преступника остро и твердо:
— Гляди, говорун!
И рванул с груди нашивки и бляшки. Потом подошел к костерку, выхватил оттуда головню и ткнул ее в помост, как в живое тело нож.
Вое молчали. Только шипели, разгораясь, дрова. "Горишь, лейтенант, донеслось сквозь дым с помоста. Голос был странно спокойным и даже доверительным. — Горишь, лейтенант! Все вы горите, а вот я, кажется, остаюсь".
Юрий Тупицын
Шутники
Рассказ
1
Три месяца патрульный космолёт «Торнадо» находился в свободном поиске, обследуя неизвестный ещё участок Млечного Пути. Работа была самой обыденной: на карту пунктуально наносились все галактические объекты, от звёзд до метеорных роев, и давалась их краткая характеристика. На девяносто шестой день свободного поиска произошёл тот самый случай, ради которого космонавты терпят скуку и невзгоды патрульной жизни. Штурман корабля Клим Ждан во время очередной вахты запеленговал работающую радиостанцию на третьей планете жёлтого карлика Ж-11-23. Передача представляла собой обычную звуковую речь, записанную методом частотной модуляции на радиоволнах метрового диапазона. Неведомый язык характером звуков, мелодией и ритмом удивительно напоминал земные европейские языки.
— Я всегда верил, что так будет! — возбуждённо говорил Клим. Он не находил себе места. Ходил взад и вперёд по кают-компании, ероша свои жёсткие чёрные волосы и время от времени присаживаясь то на диван, то на подлокотник кресла, то прямо на край стола.
— Теперь наши имена войдут в историю. Иван Лобов, Клим Ждан и Алексей Кронин открыли новую цивилизацию!
Клим передёрнул плечами и недоверчиво засмеялся.
— Прямо не верится!
Остановившись перед инженером, лениво развалившимся в кресле, он вдруг деловито спросил:
— А тебе не кажется, что язык этих разумных определённо напоминает испанский?
— Испанский? — удивился Кронин.
— Да ты прислушайся! Та же самая звучность и эмоциональность!
Кронин улыбнулся одними глазами:
— Знаешь, я как-то не задумывался над этим.
Клим пожал плечами, прошёлся по кают-компании и заглянул в ходовую рубку.
— Иван, когда мы, наконец, изменим курс?
— Когда запеленгуем следующую передачу, — ответил Лобов, не отрываясь от работы.
— Разве одной пеленгации недостаточно?
— Ты мог ошибиться, — хладнокровно пояснил Лобов.