— Я записываю их, Роули,— сказал Челышев.— Но вряд ли мы сможем ими воспользоваться. Боюсь, Роули, пространство с такими координатами скоро вообще перестанет существовать.
— Ну, ну, Петр...— передразнил Хенк.— Разгружайте ракету. Мой защитный костюм не рассчитан на мощность квазара, хотя десяток часов я выдержу. «Лайман альфа», Петр, пойдет на компенсацию массы протозида. В этом есть и ваша вина, Петр. Все сейчас зависит от того, успеет ли протозид догнать свою расу.
— Вы отпускаете его, Роули?.. Но ведь этим вы предаете наши миры!
— Нет, Петр, я их спасаю. Потеря даже одного протозида приведет к взрыву квазара. Если протозиды соберутся вместе и все — они его просто коллапси-руют.
— Вот как?! — Охотник схватывал проблему мгновенно.— Этот шанс... Он реален?
— Он единствен. Это все, что я могу сказать, Петр.
Не оборачиваясь, он ткнул клавиши операторов.
Цифры его утешили. Пожалуй, можно было обойтись массой и чуть меньшей, чем масса «Лайман альфы», но не тащить же на Симму штурманское кресло или опреснитель.
— Готово, Шу?
— Да.— Голос Шу был сух.
— Мне очень жаль, Шу,— сказал Хенк.— Поверь, мне, правда, жаль. Будь у меня выбор, я отправил бы в огонь себя.
— Я знаю, Хенк,— сказала Шу уже другим голосом.
Хенк готов был заплакать.
— Я возвращаю тебя протозидам, но, видит Космос, мне не хочется этого!
— Я знаю, Хенк.
Экраны почти погасли. Почти всю энергию забирал сейчас Преобразователь.
— Сними шляпу, Хенк,— напомнила Шу.
Хенк вздрогнул. Наверное, впервые Шу употребила это слово впопад. Но на улыбку у него уже не хватило сил.
— Нас разделит Стена, Шу...
«Стены не всегда разделяют, Роули...»
Впрочем, это сказала не Шу, это сказал Охотник. Он все еще был на связи.
— Отключайтесь, Петр!
Но прежде, чем связь прервалась, Хенк услышал: «Роули! Роули! Держитесь Стены! Мы найдем вас по тени!»
Перед самой вспышкой, перед тем как катапульта выбросила его в пространство, Хенк успел подумать: «Челышев ошибся. Квазар Шансон исчезнет. Они не увидят тени».
Его развернуло лицом к Вселенной. Он видел мириады миров, он облегченно вздохнул: «Дело не в квазаре... Звезды продолжают светить...»
Он попытался рассмотреть протозида, но там, где минуту назад неслось над пылевым облаком длинное серебристое веретено «Лайман альфы» с рогоподобным выступом на носу, уже ничего не было.
«Шу дала полную мощность. Их отбросило от меня на много световых лет. Они, наверное, уже вблизи квазара. Они должны успеть, они придут вовремя».
Он подумал — о н и, а следовало подумать — он, потому что протозид и то, что раньше он называл Шу, были сейчас единым организмом. Полумертвый, окоченевший, изнемогающий от непосильной усталости, он вслепую плыл по следам своей столь же уставшей за миллиарды лет расы. Зато теперь Хенк был уверен: протозид придет вовремя, трагедия объекта 5С 16 не повторится. Теперь он был уверен: новый мир для протозид состоится, и он, этот новый мир, состоится не в ущерб существующим.
Он заставил себя развернуться лицом к Стене.
Он увидел свою тень.
Благодаря какому-то странному эффекту, собственная тень напомнила ему силуэт розы. Т о л ь к о т а р о з а в с а д у б ы л а б е л а я.
Он увидел квазар Шансон.
Грандиозный голубой выброс квазара упирался прямо в стену тьмы. Пульсирующий свет жестоко бил в фильтры защитного костюма, яростно преломлялся в отражателях. Но теперь Хенк ничего не боялся. Исчезнет квазар Шансон, исчезнут протозиды, он, Роули-Хенк, останется.
И останутся Арианцы, останутся Цветочники, останется океан Бюрге. Останется весь этот необъятный, но, в сущности, столь хрупкий мир.
Владимир Рыбин
Гипотеза о сотворении
Повесть
Сорен Алазян оказался невысоким, худощавым, очень подвижным армянином с небольшими усиками на тонком напряженном лице. Такой образ возник в глубине экрана. Алазян сказал что-то неслышное, заразительно засмеялся и исчез.
Гостев сунул в карман овальную пластинку с округлыми зубчиками — ключ от своей квартиры, который машинально крутил в руках, недовольно оглянулся на оператора — молодого парня с короткой, старящей его бородкой.
— Что случилось?
— Дело новое, не сразу получается, — проворчал оператор и защелкал в углу какими-то тумблерами, заторопился.
А Гостев ждал. Сидел перед экраном во всю стену, как перед открытым окном, и ждал. За окном-экраном поблескивала матово-белесая глубина, словно висел там густой туман, насквозь пронизанный солнцем. Шлем с датчиками был чуточку тесноват, сдавливал голову, но Гостев терпел: совсем ненадолго собирался он погрузиться в свой «сон>, можно было и потерпеть.