Советская фантастика 80-х годов. Книга 2 (антология)

На него, с сединой в волосах, со шрамами на лице, оглядывались. Однако теперь уже не раздражали мгновенные оценки на ходу. Почему-то чувствовал себя крупным физически, почти громоздким, что, наверное, и соответствовало. Каким-то неуязвимым.

Фонтаны, деревья, два розовых фламинго летят над фронтоном библиотеки. И тогда тоже на этой улице подкармливали фламинго. Но в той прежней жизни неудовлетворенного одиночки в Мегаполисе он как-то не замечал мягкого очарования этого района. Магазинчики — у каждого свой стиль, крошечные кафе на три-четыре столика.

Витрина инструментов. Скромный блеск темного металла,1 микронная точность сочленений — не те неуклюжие, что он с ребятами мастерил. Раньше тоже не обращал внимания на инструменты, а теперь технология стала родной. Так хочется взять в руку настоящий резак, взвесить в ладони холодноватую полированную умную тяжесть.

Со стороны воздушки приближалась женщина.

Шла как праздник.

Круг внимания двигался с нею. Встречные мужчины провожали поворотом головы, женщины скашивали взгляд. А кто обгонял, тоже не мог не глянуть.

— Лизавета!

Не отдавая себе отчета, Стван бросился к ней.

Она чуть задержалась, гордо-снисходительная.

Сам сразу опомнился. Откуда? Даже и дальней праправнучки не может быть. Лиза-то осталась бездетной. И даже не очень похожа. Только чем-то общим, неуловимым.

— Извините.

— Нет-нет, ничего.

Хотел отойти, но она удержала его нестеснительным рассматривающим взглядом. Уверенная в себе, сознающая, что и стать-то с ней рядом — отличие.

— Простите, ошибся. — Стван совсем смешался, отступая. Конечно, не Лизавета. То есть не похожа. У Лизаветы и тени не было такого кокетства.

Их обходили, оглядываясь.

— Вы Стван, — сказала она. — Вы из прошлого.

— Я?.. Да… То есть… ну да.

— Торопитесь?.. Проводите меня.

Пошел в обратном направлении, напряженный С чувством, будто несет большую, очень хрупкую чашу. (О Господи, откуда она-то знает?)

— Утром по радио сказали, вы, возможно, выступите в дискуссии.

— Я?!

— Ну да. «Одиночество — благодеяния и пытки». Вас упоминали даже в двух программах. Сначала в Мировой — что вы вернулись после десяти лет в прошлом. Потом Город — про дискуссию и что вас приглашают в экспедицию в меловой период.

Окончательно потерялся и стал.

— Меня?.. Упоминали?

Она улыбнулась.

— Пойдемте. — Взяла под руку. — Вас, естественно Не меня же.

У него в голове сумятица. Значит, полноправный гражданин. Так сказать, реабилитирован.

Встроились в поток. Он осмелился глянуть на нее краем глаза. Нет, все-таки Лизавета. Только новая. Не затравленная, как настоящая Лиза, когда он ее первый раз увидел, не замкнувшаяся, как уже к концу у них, а другая. Спокойная и внимательная в своей красоте.

Она остановилась.

— Ну вот…

Рядом пышный, с десятком стекол-названий, подъезд. Неужели все?

Она вдруг сказала:

— Ни разу не была в Доме Дискуссий. Если б вы пригласили…

— Я?.. В Доме Дискуссий?.. А меня-то кто пригласит?

— Придут же именно вас слушать. Вы — участник.

— A-а… Да-да, тогда, конечно. Но разве вам со мной можно? Удобно ли? Преступник…

— Кто преступник?.. Как интересно!

— Разве об этом не говорили?

— Кто говорил?

Он сообразил, что не все обязаны помнить то, давнее. Но скрывать от нее, кто он, бесчестно.

В пышный подъезд люди шли потоком, обтекая их, потом сразу вокруг стало пусто.

— Видите ли, это давно. Когда еще пустили белковые.

— Вчера пустили белковые.

Да нет, вы не помните. Это случилось двадцать восьмого мая, потом был процесс.

— Сегодня двадцать восьмое мая. — Подала ему руку. И наверх, по ступенькам. Обернулась. — Оставьте на контроле приглашение для женщины, которую вы проводили на работу.

Широкие двери затворились. Автоматически повернулся, пошагал, ничего не понимая.

Открылась Итальянская площадь. На все здание Административного Центра спроецированы слова:

СПАСИБО, ЗВЕРИ!

Лихорадочно глянул на часы.

Шесть! Двадцать восьмое мая! А тогда двадцать восьмого он пришел на Итальянскую Террасу в семь. Значит, его вернули в собственное время, но назад, чуть раньше, до поступка.

Вдруг полная тишина. И в ней откуда-то издалека, но чисто запели фанфары — вступление к симфонии. Или ему послышалось?

Словно туман сдернулся с окружающего. Отчетливо, как сегодня еще не было, отчеканились на ярком фоне неба в цвете, в объеме сиреневые башни, никелевый и бронзовый блеск балконных обрамлений, цветы на площади, деревья. Опять ударил гул толпы, но звонкий — будто из мутной воды наружу.

Кружилась голова. Шатнулся, стал.

Тотчас рядом мужчина, а затем другой и женщина. Взяли под руки, отвели к стене.

— Вы нездоровы?

— Нет-нет, спасибо. Все в порядке. — Неожиданная слабость уходила.

— Может быть, все-таки вызвать помощь?

— Давайте я провожу.

— Уверяю вас, все в порядке.

Вдвоем с первым мужчиной они вышли из образовавшегося кружка.

— Вы Стван, да?.. О вас сегодня говорили по Мировому… Это честно, что помощь не нужна? Тогда… желаю удачи.

Стван опять на тротуаре.