Советская фантастика 80-х годов. Книга 2

И чувствую, что опаздывает нарочно. Опаздывает, чтобы помучить меня… Что-то случится, Шавасп. Ты tie чувствуешь, что должно что-то случиться?..

— Скоро нам улетать, отсюда и беспокойство. Обычное дело, — постарался успокоить его Шавасп. — Мне тоже невтерпеж, но я умею сдерживать себя. Это моя двадцать вторая планета. — Шавасп не смог скрыть улыбку довольного собой человека. А еще — гордого человека. — А у тебя?

— Четвертая, — ответил Морик Армен и стал неторопливо спускаться по лестнице.

— Ты крепись, — сказал ему вслед Шавасп, застегивая комбинезон. — Скоро мы будет далеко-далеко от всего этого и даже не поверится, что действительно жили здесь. И проведенные нами тут дни, поверь, покажутся всего лишь сном.

— Если это верно, то ты, значит, видишь уже двадцать какой-то по счету сон?

— Конечно. И какие они все разные!.. И учти, ме-ластр, ни одна планета, на которую ты вступаешь впервые, да еще разведчиком, не будет похожа на другие. И каждый член разведывательной группы, делая на новой планете свой первый шаг, может быть уверен лишь в одном: весь предыдущий жизненный опыт — ничто! Стоит только забыть эту истину, и все — ты пропал! Так что помни и крепись.

— Спасибо за совет, — не то иронично, не то из чистой вежливости поблагодарил Морик Армен и, вобрав голову в плечи, торопливо ушел.

2

Долгая и трудная работа несколько сбила напряжение Морика, но когда пробы были взяты, а день уже клонился к вечеру, оказалось, что ничего не изменилось. Тягостное чувство ожидания усилилось настолько, что Морик буквально задыхался. Снова встречаться с Шаваспом мало прельщало Морика. Человек, который считал открытие и исследование чужих и неведомых миров всего лишь сном, а сами планеты — иллюзией, не мог рассеять сомнение, с раннего утра нескончаемой шелковинкой оплетавшее и наконец вобравшее в кокон Морика Армена. А встречаться с Арнаком или Нерсесом Мажаном означало снова рассказывать, объяснять им все и вновь услышать муд-

рые советы об относительности жизненного опыта, правилах поведения на неисследованных планетах и необходимости превозмогать себя.

И он решил остаться дома и послушать музыку.

Лег на жесткую тахту, подбил под голову мутаку и погрузился в древнюю старинную песню!

Весна кругом, весна, а валит снег…

Вот оно, единственное спасение для него. Впрочем, нет, это нельзя назвать спасением в полном значении слова. Просто песня поддерживала его, делила с ним сомнения, беспокойства, обиды. Песня утешала, облегчала груз на его душе.

Песня утешала его…

И Морик Армен вдруг подумал, что, может, эту песню тысячелетия назад сложил кто-то из его безымянных предков, сам оказавшийся в таком же положении, как сейчас Морик, — сложил, став свидетелем какой-то внезапной беды. Вот поэтому-то сегодня они — Морик и песня, пришедшая из туманной дали тысячелетий, — понимали друг друга, подставляли друг другу плечо, ощущали успокаивающую теплоту взаимной близости и родства.

Как необыкновенно и чудесно было это чувство родства!.. И Морик Армен подумал, что он словно бы набирается сил.

Весна… кругом… весна… а валит… снег…

Мысли Морика Армена вдруг разбежались, и он открыл глаза. Доносившийся из прихожей очень знакомый звук нарушил то равновесие, которое постепенно устанавливалось в его душе. Он встал и прислушался. Звук был таким же родным, как и эта безымянная старинная песня. Нащупав тапочки, он уже собирался пойти открыть дверь, чтобы впустить… Кого впустить?..

Он иронично улыбнулся своей простодушной наивности и подумал, что нервы уже, наверное, ни к черту.

Звук умолк. А вместо него вдруг нахлынули воспоминания.

И Морик Армен, вот так полулежа на тахте, вспомнил ежевечерние семейные посиделки в гостиной его родного дома. Вспомнил отца, который любил вот так же сидеть на тахте. Сестер — они были младше его и устраивались по бокам отца. И запах гаты, которую пекла на кухне мать.

Что еще вспомнил он в эти несколько мгновений?

Как царапались и скреблись в наружную дверь, и отец говорил: «Впустите кота».

Кто же должен был впускать кота?

Конечно он, Морик, кто же еще!

И чуть только на пядь приоткрывалась дверь, как в комнату величественно вступал роскошный Ванский Кот. Так его и звали — Ванский Кот. Кот понимал, что это — его имя. И с достоинством отзывался на него.

Где сейчас его отец, сестры?.. Где сейчас мать, чья гата была самой вкусной во всем Ширакадаште? И где сейчас их Ванский Кот?..

Повернувшись на спину, Морик глядел на гладкий белый потолок. Сколько можно лежать вот так? До каких пор? Он знал, что выхода нет. Надо держаться. Хотя большую муку, чем это непонятное и бессмысленное ожидание, вряд ли можно представить.

В этих воспоминаниях, так неожиданно нахлынувших на него, было что-то странное. Сначала утренние переживания, потом встреча с Шаваспом, а теперь вот воспоминания, пробившиеся из-под тяжких пластов прожитых лет.

А еще удивительно, что события сегодняшнего дня он воспринимал точно так же, как далекое прошлое.