Советская морская новелла. Том 2

Зимой письма приходили авиапочтой. Самолет садился на замерзшее озеро и катился к поселку на лыжах, как мальчишка-озорник. Низкое солнце отражалось в крутящемся пропеллере, и Аваю казалось, что крылатая машина улыбается.

В эту зиму письма шли долго. Погода была неважная, самолет редко прилетал. И однажды Авай услышал грустную для него новость: будто отец женился. Он невольно подслушал разговор и вдруг понял, что это случилось уже давно и домашние попросту скрывают от него. Ему стало грустно и плохо. Он заболел и несколько дней пролежал в постели. Бабушка привела врача, большого толстого старика. Доктор снял тяжелую кухлянку из оленьего меха, послушал через трубочку грудь, постучал мягкими, как щенячьи лапки, пальцами по спине и шутливо-строго сказал:

— Не выбегай без шапки на мороз!

Авай никогда не выбегал на мороз без шапки. Разве только на перемене.

Во время болезни пришло письмо от папы. Бабушка села рядом на кровать и принялась читать. Вдруг она запнулась. Авай приподнялся на локте и выжидательно уставился на нее.

— Тут что-то неразборчиво написано, — пробормотала бабушка и принялась протирать очки.

— Я знаю, — устало откинувшись на подушку, сказал Авай. — Там написано, что папа женился.

Бабушка растерянно посмотрела на внука и всхлипнула.

Выздоровев, Авай пошел в школу. Он удивился яркости света и подумал, что вот, пока он болел, глаза отвыкли от снежной белизны. В те дни, когда он лежал, мела пурга. Она намела новые сугробы, навесила на дома снежную бахрому, приделала козырьки к крышам домов. Пурга изменила облик поселка, и Аваю показалось, будто он не болел, а был в дальней дороге, путешествовал, узнавал что-то новое, важное для жизни. Поэтому он смотрел на окружающее изменившимися глазами и видел и замечал то, что раньше ускользало от его взгляда. Даже школьное здание словно стало ниже, а класс поменьше, не такой просторный, как раньше.

Авай здоровался со своими друзьями-одноклассниками и чувствовал, что он старше их.

Вошла учительница, оглядела класс, увидела Авая и поздравила его с выздоровлением. А потом сказала:

— Сегодня каждый из вас подумает и расскажет о своей заветной мечте.

Учительница долго смотрела в окно. На снежные морозные узоры. В классе было тихо, слышалось только сопение и скрип парт — каждый думал о своей заветной мечте.

— Ну, кто готов? — спросила учительница, отведя глаза от замороженного окна.

Конечно же, первым поднял руку Петя Кротов — отличник. Он сказал, что хочет быть космонавтом. После него Маша Маюнна заявила, что и она будет космонавтом, как Валентина Терешкова.

— Я буду китобоем, — сказал Вася Пиура. Он был родом из Лорино. Тамошний народ издавна славится добычей китов.

Весь класс тянулся поднятыми руками, только Авай мешкал. Учительница пристально посмотрела на него и спросила:

— А ты, Авай, почему не поднимаешь руку? Разве нет у тебя заветной мечты?

— Есть, — ответил Авай.

— Ну, мы слушаем, — сказала учительница. — Тише, ребята, слушайте, что скажет Авай.

— Я бы хотел, чтобы лед из нашего залива уходил как можно раньше, — произнес Авай и почему-то покраснел.

Викторас Милюнас 

Спор тихим утром

Пять суток подряд выл и кусался бешеной собакой ветер с материка, восточный, или «земной», как называл его старый Вайнюс, и лишь на шестую ночь прекратился, упал. Улеглось и ревевшее море. На спящий поселок опустилась тишина.

А переметы у дна, и рыба где-то рядом. Во всяком случае, пять суток назад, когда боты с грехом пополам выбрались из неожиданно налетевшего шторма, треска была совсем недалеко от берега.

Надо идти.

Вот-вот начнет светать, на востоке уже забрезжило. Скоро во дворе появится Бертулис, ведя за руль свой велосипед, осторожно побарабанит в окно костяшками пальцев: «Пранас, эй, Пранас! Пора в море!»

Но пока что Бертулис только-только проснулся. Прислушивается. Скрипнула кровать. Сейчас он встанет. Толстая Герда, почувствовав, что муж не спит, зевает и спрашивает:

— Пойдете?

— А как же!

И они поднимаются.

Разбудила тишина и Пране. Только перед тем, как окончательно проснуться, она еще раз выслушивает духов: Доброго — спокойную, медлительную Вайнене, у которой они с Пранасом вот уже третий месяц снимают комнату, ту самую Вайнене, что метко окрестила павильоны-закусочные, открывающиеся каждое лето в нашем поселке, «вавилонами», и Злого — жену газовщика Грикштаса Пальмиру…

Тетушка Грикштене, дай ей волю, без всякой жалости утопит ближнего в ложке воды, особенно — директора рыбхоза. Выгнал, понимаете ли, ее Эмилиса из рыбаков, он, дескать, не столько рыбачил, сколько в «вавилонах» сидел, из-за него Ставрюнасов бот чуть не сгнил на берегу; вот и турнули Грикштаса из рыбхоза, и пришлось ему газ возить, и, конечно, Грикштене, половина его, затаила, сунула, так сказать, камень за пазуху и теперь все выжидает подходящего момента — садануть этим камнем кого-нибудь по башке… Особенно того, кто желает ей зла, а недоброжелателей у ее семьи, по разумению Грикштене, конечно, полно. Куда ни кинь — попадешь.