Он пытался оторвать меня, но я повис на, нем, как бульдог. Ему удается одной рукой обхватить мою шею. Другой он глушит кулаком снизу по лицу, по носу… Я слышу удары, но не чувствую их… Не в силах вырваться, я пускаю в ход свои крепкие зубы. Боцман взвыл и выпустил мою голову. Молниеносно обхватив его прямым поясом, я с размаху швыряю его на горящую печь. Я слышу его панический вой…
С шумом вбегают люди и видят: в дыму, и копоти два окровавленных человека, воя и рыча, катаются по железному полу.
Я лежу на койке, не могу двинуть ни рукой, ни ногой. Они крепко связаны. Хочу поднять голову и тоже не могу…
— Эй, кто здесь! — зову я и не узнаю своего голоса: глухой, тяжелый, сиплый. С нижней койки кто-то встает.
— Что такое?
— Развяжи.
— Не велено, — говорит матрос-швед. Он как будто смущен.
— Развяжи! — угрожающе настаиваю я.
— Развяжи, — советует француз.
Швед развязывает, приговаривая:
— А здорово он тебя расквасил.
— А я его?
— Родная мать его не узнает, — смеется швед.
Я доволен. Мне подают зеркало. Я плохо вижу. Чтобы посмотреть на себя в зеркало, я должен раздвинуть пальцами веки. Что такое? Кто это?! В зеркале страшная, окровавленная маска. Вместо глаз — огромные черные опухоли.
На месте, где должен быть нос, бесформенная кровавая масса. Неужели это я? Как ни готовился я к такому исходу, но на деле это оказалось страшней… Я выпускаю из рук зеркало. Я урод… Представляю себе девушек, хохочущих над моей рожей. Тоска… Да, дорого мне досталась моя победа. Я возмущен. За что все это, ведь я честно зарабатываю свой хлеб тяжелым трудом! За что?
— Спокойно! Спокойно! — удерживает меня француз. — Теперь он тебя не тронет. Кончено!
— Кончено, — повторяет швед.
— Нет, не кончено! Нет! — сипло кричу я.
Ночную вахту несет другой. Утром меня будят на работу. Тело ноет, острая боль в позвоночнике. Сдерживая стон, я подымаюсь, моюсь, с трудом глотаю чашку цикория, но жевать не могу — ноют зубы. Матросы смущенно молчаливы, но внимательны и предупредительны. Выхожу на палубу. Вдыхаю свежий утренний воздух. На мостике штурман. Из каюты боцмана, кряхтя, тяжело cтупая, выходит человек. Я ахнул… Какая-то бесформенная масса вместо головы… Огромные, выпяченные вперед губы похожи на челюсти гиппопотама. Где-то высоко, на макушке, торчит кепка, из-под которой видна марля. Да ведь это же боцман!
— Хэлло, красавчик! — злорадно захохотал я, приближаясь к боцману. — Продолжаем! Я еще не рассчитался с тобой!
— Но, но! — кричит боцман, отступая. — Но, но!..
Резкий свист с мостика. Штурман зовет.
— Я тебя уничтожу! — говорю я боцману. — Уничтожу! — и, повернувшись, нарочито медленно направляюсь к штурману. Ни капли смущения, ни подобия робости: теперь мне наплевать не только на штурмана, но на самого короля.
— В чем дело? — грубо спросил я, не прибавляя, как это полагается, слово «сэр».
— Капитан зовет, — ответил штурман, отвернувшись.
Капитан сидел на корме, в откидном кресле, и сосредоточенно жевал табак. При виде моей физиономии, он скорчил было гримасу, означающую улыбку, но моментально убрал ее: по выражению моего лица он понял, что улыбка здесь неуместна. Приняв обычный холодно-суровый вид, глядя в сторону, он выплюнул жвачку и для пущей важности насупил брови, выдерживая паузу.
«Ладно», — подумал я.
Наконец он произнес:
— Твое счастье, что вся эта бойня произошла в порту, где действуют законы суши, иначе бы тебе несдобровать.
Я сделал шаг вперед.
— Ваше счастье, — сказал я в тон капитану, — что и законы суши также на вашей стороне, иначе бы и вам несдобровать.
Капитан грозно вскинул голову.
— Вы видите это? — я указал на свое лицо. — Это дело ваших рук.
Мое и без того страшное лицо в настоящий момент, в припадке ярости, сделалось, вероятно, ужасным.
— Вы виноваты в этом! Вы! — наступал я, — И вы ответите за это!
— Почему я? — промычал капитан.
— Потому, что вы не изволили обратить внимание на мою жалобу. Этим вы дали боцману право издеваться надо мной. Вы, вероятно, думаете, что командуете галерой и держитесь ее порядков. Кто дал вам право так думать? — запальчиво кричал я. — Кто?
Капитан растерялся.
— Ладно. На обратном пути этого не будет, — сказал он. — Я приму меры.
— Не извольте беспокоиться, сэр, — иронически заметил я уходя, — меры уже приняты!..
Об этом разговоре я рассказал товарищам.
— Начальство бережет свой авторитет, как куртизанка свое лицо, — изрек Франсуа. ——— Твое счастье, что тебя некем заменить в этом глухом порту, но в Англии тебе об этом напомнит.
— Напомнят, напомнят, — повторяет Питер.
— Наплевать! — говорю я.
На берегу портовый врач, бритоголовый молодой человек с наглыми глазами, встретил меня очень весело.
— Какой национальности?
— Русский.
— Русс! А кто это вас так разукрасил?
— Боцман.
— А он кто по национальности?
— Англичанин.
— Англичанин! Здорово! Мой соотечественник… — и он весело захохотал.
— Погодите смеяться, — прервал я его. — Вот увидите своего соотечественника, тогда будете смеяться.
Доктор продолжал хохотать.