Советская оборонная фантастика 1928-1940

Я до сих пор не знаю, был ли я его собеседником в тот вечер, когда закончилась наша работа. На некоторое время он как бы снял маску. А может быть, только переменил ее. В той же мастерской он стоял перед столом и горячо говорил о своем совершенно простом, но, по моему, удивительном изобретении:

– Сначала вы предположили, что это – конструкция земноводного танка. Отсутствие необходимых приспособлений подтвердило вашу ошибку. Затем остается комбинация танка с аэропланом. Это слишком рано. Эта мысль (вполне реальная) не может быть еще осуществлена в силу коренного различия основных принципов строения и назначения аэроплана и танка.

Когда я думаю о танке, передо мною не громадный, малоподвижный сухопутный броненосец, разрешивший трагедию Западного фронта в последнюю войну, а легкий, подвижный автомобиль, не знающий никаких преград на земле. Никаких преград на земле! – повторил полковник. – Не исключаются громадные водные пространства, пески, болота, горы. Все это должен преодолеть автомобиль. Я предвижу три, много, четыре основных типа и первый – это тот, который я построил здесь. Я был вынужден применить его для военных целей. Иначе моя идея осталась бы неосуществленной.

– Какой же ценой куплено это осуществление? – не мог не спросить я.

Полковник пожал плечами:

– Ценой жизни нескольких сотен людей, в большинстве незначительных.

– Но ведь это…

– Довольно! Я не могу позволить вам касаться этой области. Вы не скажете мне больше того, что я знаю сам.

Я замолчал.

Продолжал уже ровным, спокойным голосом:

– Слушайте дальше. История развития военного автомобилизма…

Незаметно для себя я увлекся беседой с ним и мы проговорили до глубокой ночи. И все-таки я до сих пор не уверен в том, был ли я его собеседником в тот вечер, или он просто говорил при мне, желая высказать все то, что накопилось в нем за его некороткую и не совсем обыкновенную жизнь.

Наступил день испытания. Мы выехали по плохой весенней дороге. Танк был замечательно легок на ходу и повиновался управлению безупречно.

Полковник сидел рядом со мною. Он был совершенно спокоен и странно задумчив, в то время как я волновался и не мог скрыть этого.

Дорога круто повернула вправо и пошла небольшой ложбинкой. По одной стороне возвышались невысокие скалы, по другой шел лес – обычная картина этого края.

Впереди темной лентой упала быстрая неширокая речонка. Мы подъехали к берегу и я остановил машину.

– Сходите и наблюдайте.

Я сошел. Полковник пустил в ход один из моторов и то, что представляло из себя рельсовый путь, стало медленно подниматься вверх, буквально как выдвижная пожарная лестница, только сильная и гибкая. Теперь танк походил на гусеницу, которая, встретив препятствие, поднимает переднюю часть туловища, нащупывая дорогу. Мотор не останавливался и «шея» гусеницы стала медленно склоняться над речонкой, опускаясь концом на берег, пока не легла легким сильным мостом.

– Идем на ту сторону! Проверяйте по часам каждую операцию и включите скрепы.

Он вернулся к машине и сел за мотор, находившийся на хвосте танка.

То, что произошло вслед за этим, было до смешного просто и… необыкновенно: танк стал частями переправляться на мою сторону. Сначала, слегка покачиваясь, поползли передние колеса, неся на себе ту часть, на которой обыкновенно устанавливается мотор, затем легко сползли на рельсы и двинулись ко мне, подчиняясь управлению с танка, орудийные установки; так же легко вползли и стали на свои места самые орудия и так дальше, пока на том берегу не осталась небольшая площадка с мотором, за которым сидел полковник. Мотор гудел и площадка двигалась по мосту. Дошла, примкнулась к остальным частям и танк стоял собранным, готовый к дальнейшему путешествию. Полковник проверил скрепления, двинул танк и рельсовый путь остался позади. Выскочили какие-то крючья, захватили рельсовый путь и он начал сзади втягиваться в танк.

Переправа была окончена. Я не мог не зааплодировать.

– Сколько? – коротко спросил полковник.

– Двадцать восемь минут.

– Черт! Это много, это очень много! Возвращаемся обратно.

Мы вернулись другой дорогой и все время полковник был задумчив. Видимо, он высчитывал, комбинировал, а впрочем, кто знает, что крылось за этими серыми, холодными глазами.

В нашей мастерской, которая за последнее время стала нашей квартирой, я за ужином решился спросить полковника:

– Какое предельное время вы считаете возможным для переправы?

– Десять минут! И это будет сделано. На любую операцию: переправу, подъем, спуск – десять минут. Не больше!

– Вы дадите ему какое-нибудь название?

– Здесь его, вероятно, станут называть «танк смерти».

Он говорил холодно и отрывисто. Холодок пробежал о моей спине и я вспомнил залп, который уничтожил моих товарищей, а меня сделал соучастником полковника, его помощником.

Я подходил к грани и должен был начать действовать.

Это произошло через два дня.

Я проснулся ночью от тихого разговора в нашей комнате. Я прислушался и, вероятно, пошевелился, потому что сразу услышал окрик полковника.

– Вставайте!