Развернувшиеся в стране репрессии не могли не повергнуть часть населения в угнетенное состояние, выход из которого нередко заключался в пьянстве. Это создавало обстановку психологической неуверенности, усугублявшейся общественно-политической ситуацией во второй половине 1930-х годов. Чувство страха или желание выдвинуться толкало одних к конформистским формам поведения, других – наиболее психически незащищенных – к пьянству. Алкоголизм становился реальностью сталинского предвоенного общества. Отказавшись от утопических представлений первых лет революции о социализме как об обществе всеобщей трезвости и одновременно понимая иллюзорность утверждения о культурном потреблении спиртного как уже утвердившейся норме жизни советского народа, властные и идеологические структуры искали удобного для себя решения вопроса об отношении к алкоголю. Противоречивость позиции тоталитарной власти нашла отражение в ее нормализующих суждениях о пьянстве.
Категорию лиц, склонных к злоупотреблению спиртным, значительно реже, чем в 1920-е годы, именовали жертвами влияния капитализма. Пьяниц в соответствии с политической конъюнктурой стали называть «приспешниками троцкистско-зиновьевской банды». Призывы ЦК ВЛКСМ к Международному юношескому дню в 1936 году гласили: «Пьянки – главный метод вражеской троцкистской работы среди молодежи. Организуем беспощадную борьбу с пьянством»907
. Политизированный подход к оценке злоупотребления алкоголем мог до некоторой степени испугать любителей выпивки. В единственном обнаруженном обследовании быта второй половины 1930-х годов процент изредка выпивающих молодых людей смехотворно мал – 29,6. Однако это не означало, что советской власти удалось уничтожить алкоголизм, полностью его политизировав.В годы войны политика сталинского режима усугубила проблему алкоголизации общества. Карельская исследовательница И.Р. Такала справедливо отмечает: «Алкогольная политика правительства заключалась в том, чтобы сделать из спиртного надежный и постоянно действующий стимул “к труду и обороне”»908
. Речь шла в первую очередь о «наркомовских ста граммах». Так на бытовом уровне называли нормированные выдачи алкоголя солдатскому и офицерскому составу действующей армии. Уже в ходе финской войны по распоряжению Совнаркома СССР с 1 января 1940 года всем участвующим в боях бойцам и командирам полагался дополнительный паек – 100 грамм водки и 100 грамм сала в день. Эту практику власть продолжила и в дни Великой Отечественной войны. С 1 сентября 1941 года на передовой ежедневно выдавали по сто грамм алкоголя. Весной 1942 года поголовное обеспечение водкой прекратилось. Но бойцов, особо отличившихся в боевых действиях, теперь наделяли 200 граммами водки. В часы затишья на фронтах «наркомовские 100 грамм» полагались только в дни революционных праздников. С ноября же 1942 года по 100 грамм алкоголя получали военнослужащие, непосредственно участвующие в боях, и по 50 грамм – те, кто находился в полковых и дивизионных резервах, рыл окопы и сооружал укрепления на передовых позициях. В праздники 100 граммами оделяли всех фронтовиков909. Алкогольная стимуляция особенно возросла в конце войны. На три месяца 1945 года для поощрительных целей 18 основным наркоматам, без учета Наркомата обороны и НКВД, было отпущено 1 млн 300 тыс. декалитров водки, то есть примерно по 1,3 литра водки в квартал на человека. Расчет велся на весь состав людей, трудившихся на предприятиях и стройках, то есть не только на мужчин, но и на женщин и подростков910.В условиях послевоенного сталинизма, по-прежнему ориентированного на каноны большого стиля, государственное отношение к спирному и его потреблению населением формировалось по уже опробованным в 1930-х схемам: наращивание выпуска водки, вина и пива, повсеместное расширение их продажи, полное отсутствие учреждений по социальной реабилитации алкоголиков. Из «антипьяных» мероприятий наиболее впечатляющими были нормативные решения власти, направленные на борьбу с самогоноварением. Согласно Указу Президиума Верховного Совета РСФСР от 7 апреля 1948 года, изготовление самогона с целью сбыта каралось заключением в исправительно-трудовом лагере сроком от 6 до 7 лет, а без цели сбыта – от 1 до 2 лет. Этот жестокий юридический акт преследовал лишь одну цель – защиту монопольного права государства на изготовление спиртного и торговлю им. Одновременно власть систематически снижала цены на алкоголь. Водка в 1947 году подешевела на 33 %, а в 1953 году – еще на 11 %; крепкие и десертные вина в 1950 году – на 49 %, а пиво – на 30%911
. Весной 1953 года литр сорокаградусной водки стоил в розничной цене 40 рублей912. Средняя заработная плата в промышленности Ленинграда примерно в это время колебалась от 650 до 1000 рублей.