Советская повседневность: нормы и аномалии от военного коммунизма к большому стилю

Распределительные нормы эпохи военного коммунизма начертали свой «закон» на коллективном теле жителей городов Советской России. И след этого закона был заметен и после перехода к новой экономической политике. Организованное распределение обуви и одежды, а по сути дела, прямое нормирование внешнего облика городского населения продолжалось до осени 1922 года. Окончание вещевых выдач можно считать реальным переходом к нормам нэпа в повседневной жизни. Однако на ментальном уровне усвоение бытовых практик новой экономической политики пока еще не произошло. Материальное положение основной части городского население улучшалось медленно. Более того, после отмены бесплатных выдач вещей степень оборванства явно возросла. Теперь оно вплотную коснулось и рабочих. Многие из них, судя, например, по воспоминаниям наборщика одной из питерских типографий, и в начале 1923 года «ходили в гимнастерках с “разговорами” (так называли в шутку красные поперечные клапаны), носили ботинки с обмотками, а на голове – буденовки-шлемы»323. Нередко на заседаниях фабрично-заводских комитетов обсуждались ходатайства о выдачи материальной помощи для покупки платья и обуви. Типичным можно считать заявление, поступившее в 1923 году в заводской комитет Обуховского завода. В документе отмечалось: «Из одежи у него (у рабочего. – Н.Л.) ничего нет, кроме того в чем ходит на работу, а на работу ходит в рваном. То, что есть, порвано и поношено»324.

Плохо была одета и основная масса вузовской молодежи. В.К. Кетлинская вспоминала о своей студенческой молодости: «В обиходе у меня были одна юбочка и две фланелевые блузки – по очереди стираешь, отглаживаешь и надеваешь в институт и на вечеринку, дома и в театр»325. Заметные трудности продолжала испытывать интеллигенция, ученые, писатели. Н.Я. Мандельштам совершенно серьезно писала: «Женщины, замужние и секретарши, все мы бредили чулками»326. Сама она к моменту переезда в Ленинград в середине 1920-х годов имела «одно пальто на все сезоны и туфли с проношенной подошвой, подшитые куском шелка от юбки»327.

О плохом состоянии гардероба горожан в первые годы нэпа свидетельствует и то, что они практически каждый день занимались починкой обуви и одежды. По данным С.Г. Струмилина, в декабре 1923 года по будним дням служащие занимались латанием дыр на своих вещах в течение 0,9 часа, а рабочие – 0,7 часа328. На различного рода развлечения они отводили значительно меньше времени. Много сил занимала и такая бытовая практика, как переделка одежды. Именно эту стратегию выживания в годы нэпа вынуждена была использовать Антонина, юная героиня романа Ю.П. Германа «Наши знакомые»:

«Ей долго не спалось. Стараясь надышать под одеяло, чтобы скорей согреться, она думала о том, как привести в порядок свое выцветшее, короткое и вытертое пальто… Вата в пальто сбилась, подкладка протерлась, какие-то дрянные лошадиные волосы то и дело вылезали наружу.

“Если кожей обшить по краям, – думала Антонина, – такой не очень толстой или даже тоненькой кожей…

А что, если не кожей? – внезапно подумала она. – А что, если воротник сделать ну хоть бы из барашка, тогда ту материю, что на воротнике, можно на обшлага пустить и так придумать обшлага, чтобы они клапанами заходили на локти, получится красиво, пожалуй…”»329.

Вообще типичной чертой внешнего облика жителей городов было ношение перешитых вещей, чаще всего одежды дореволюционного образца. Д.А. Гранин писал о временах своего детства: «Вещи в ту пору жили долго, многие дремали в сундуках, пересыпанные нафталином. В начале лета их вынимали, вывешивали во двор проветриваться. Мы, дети, сидели возле них, стерегли. Чего там только не висело: тулупы, шали, шелковые платья, френчи, будто мода ничего не могла сделать с этими прочными сукнами, бостонами, плюшами, чесучовыми пиджаками, габардиновыми плащами»330. В первоначальном виде носить эти вещи было уже невозможно, они не соответствовали новому жизненному темпу города. Морально устаревшие туалеты часто перешивались на новый лад, а то, что было уже непригодно к переделке, горожане отдавали старьевщикам.