Советская правда

«После окончания вечера поэзии Н. (она называет фамилию сильно тогда шумевшего молодого поэта. – В. К.) пригласил меня поужинать вместе с ним и его друзьями. Было уже после полуночи, и все рестораны Москвы закрыли свои двери, однако удалось уговорить директора ресторана ВТО пустить нас через служебный ход. Ничего подобного я до сих пор в Москве не видела. Прелестные девушки с прическами „улей“ и зелеными веками, одетые в пушистые итальянские шерстяные кофты и короткие юбки в складку, ходили между столиков, приветствуя друзей. За одним из столиков сидела группа молодых людей в сверхмодных костюмах и пела на каком-то подобии английского языка песенку „Синие замшевые башмаки“. Это вполне мог бы быть ночной клуб богемы в Гринвич-виллидж в Нью-Йорке (за исключением некоторых деталей, вроде прозрачных туфель из пластика на одной из девушек, с розой в каждом из каблуков).

Н. заказал несколько бутылок сладкого кавказского шампанского и прекрасного болгарского вина для своих гостей, а также фрукты и шоколад, поскольку кухня уже была закрыта. Нас было семь человек (она всех перечисляет. – В. К.)… Возбужденный успехом вечера, Н. подливал всем вино и кормил нас из руки кусочками шоколада. Певица прелестно исполнила нам несколько песенок Эллы Фицджеральд. Мы пили за Н., за поэзию, за любовь».

Дальше идет целая серия ночных похождений этой средних лет дамы с московскими юнцами. Зря не написана ни одна строка, ни одно слово. Все имеет свой четкий, целеустремленный смысл. С одной стороны, это как бы агентурное донесение по начальству: дескать, не напрасно едим хлеб, не попусту таскаемся в Советский Союз, не попусту шлем сюда свои издания, пропагандируем западный образ жизни, – вот, мол, смотрите, что стало в Москве, совсем как в Гринвич-виллидж, только бы вкуса побольше советским барышням. С другой стороны, поскольку «Энкаунтер» широко рассылается во многие страны, проникает, главным образом, в круги художественной интеллигенции этих стран, ищущей новых путей развития искусства, задумывающейся над судьбами мира, то автор статьи старается убедить своих читателей: напрасно, дескать, в своих исканиях и раздумьях обращаете вы взоры к Советскому Союзу, к путям развития его литературы, его искусства, стремитесь понять те прогрессивные, передовые начала, которые заложены в методе социалистического реализма. Нет, нет, дорогие мои, там все уже давным-давно позади, тех «конформистов», книгами которых зачитывались рабочие и крестьяне, трудовая интеллигенция капиталистических стран, разгромили молодые, полные энергии и таланта силы, и теперь там все, как у нас, в Гринвич-виллидж мирового города Нью-Йорка, – и девушки с зелеными веками, и кофты – чистый импорт, и поют уже не на русском, а на подобии английского, и носят сверхузкое, тянутся, словом, за заграницей, за США, бросьте, мол, ждать чего-то от социалистического реализма, позабудьте о нем, его уже нет, я вам порекомендую стишки и рассказики, повестушки, ну совсем, совсем такие, как у нас. Итог, в общем, таков: советское искусство, покорявшее прогрессивный мир, привлекавшее к себе умы и чувства миллионов тружеников, вселявшее в них бодрость, надежду, побуждавшее к борьбе, дышит на ладан. А представители нового, победившего искусства (перечисляются, как всегда, пять-шесть одних и тех же фамилий) пьют за любовь и пожирают шоколад из обслюнявленных пальцев. Размечтались под тихими, укачивающими звуками заокеанской музыки. Можно накрывать их шапкой. Даже нахваливая тех молодцов, которые после ресторана таскали ее всю ночь по московским квартирам, она делает это так, что меж строк встают жалкие, бесхребетные, ничтожные хлюпики; она не жалеет и их. Почему? Да потому, что ни ей, ни ее хозяевам сами по себе они не нужны. Они надобны только как средство, как возможность сформировать из них некую «команду» все для той же непримиримой борьбы против коммунизма, против стран социалистического лагеря.

Зато сколько открытой ненависти, ярости обрушивает авторесса на тех, кого – она это отлично понимает – никак и никогда ей не приспособить для своих целей, в ком и она и ее боссы видят противников и только противников; такие уже и не писатели, и не живописцы, и не режиссеры, не актеры – «сталинисты» и «догматики», и больше ничего.

Я прочел о многих, кого злобная дамочка в своей статье пытается так или иначе скомпрометировать. Прочел, конечно, и о себе – не зря же миссис провела в нашей редакции добрую половину дня, задавая вопросы и почти не слушая ответов на них.

«Московским журналистам, как русским, так и иностранным, – читал я не без интереса, – редко доводилось встречаться с Кочетовым. Поэтому, когда я позвонила ему по телефону и выразила желание встретиться с ним, я была удивлена готовностью, с которой он согласился на такую встречу. Мы встретились с ним на следующий день в редакции „Октября“. Здесь меня поджидал еще один сюрприз. По внешнему облику Кочетов мало напоминает грубого и напористого пролетария, каким его себе мысленно представляешь, читая его романы».