Советская республика и капиталистический мир. Часть I. Первоначальный период организации сил

Между тем, чехо-словацкий корпус, растянувшись по линии Сибирской ж. д. до Владивостока, мог, по сигналу французской биржи и японского генерального штаба, занять ее и не дать нам возможности преградить путь японцам, которые на курьерских поездах продвинулись бы быстро до Урала и через Урал. В этих условиях мы обязаны были, и мы это сделали, задержать, до разъяснения вопроса об японском десанте во Владивостоке, продвижение чехо-словацких эшелонов далее на восток. И как только мы это сделали, я пригласил, по поручению Совета Народных Комиссаров, представителей французской миссии и английской дипломатической миссии, с одной стороны, и, с другой стороны, представителей чехо-словацкого национального совета, профессоров Макса и Чермак, которые не последнее место занимали в этом заговоре против свободы русского народа. Им я сказал, что сейчас мы не имеем права через собственную страну направлять чехо-словаков на Дальний Восток, но мы считали бы возможным направить их на Архангельск или в Мурманск (а тогда, конечно, еще не было англо-французского десанта), но что нам необходимо иметь со стороны официальных представителей Англии и Франции подтверждение, что они желают, действительно, взять чехо-словаков к себе и готовы дать необходимые транспортные средства для их провоза. Сами же мы не можем доставить по назначению целый корпус и, при бедности продовольственных средств на севере, держать его на побережье неопределенное время. Словом, мы должны были бы иметь твердую гарантию того, что вовремя будут поданы союзные транспорты. На это мне отвечали генерал Свери, который находится здесь, и английский уполномоченный Локкарт,[314] который находится, если не ошибаюсь, в пути; они оба заявили, что требуемых гарантий дать не могут, потому что теперь вопрос о морском транспорте – очень сложный и трудный вопрос, и ответственности в этом смысле они на себя не берут. Я обратил их внимание на то, что они через своих агентов и через чехо-словацкий национальный совет призывают чехо-словаков во Францию, сулят им там золотые горы и обвиняют нас в том, что мы не выпускаем чехо-словаков, а когда мы деловым образом ставим вопрос об их перевозе, нам отвечают уклончиво. Свери и Локкарт ответили мне: мы запросим наши правительства и дадим вам ответ. Проходили недели за неделями, месяцы прошли, а ответа не было. И теперь для нас яснее ясного, и из тех бумажек, которые были захвачены в национальном чешском совете, и из заявлений и показаний, которые дали многие арестованные белогвардейцы, – яснее ясного, что здесь был злостный, точно рассчитанный план. И суть этого плана состояла в том, что для империалистов Франции, разумеется, было бы желательно иметь лишний чехо-словацкий корпус, но что для них в 10 раз стало важнее иметь чехо-словацкий корпус на русской территории против русских же рабочих и крестьян, создав, таким образом, то ядро, вокруг которого можно было бы группировать белогвардейцев, монархистов, все рассыпавшиеся по стране буржуазные элементы и т. п. Этот задолго рассчитанный план был приведен в исполнение по знаку, данному из Челябинска, где имела место конференция представителей всех частей чехо-словацкого корпуса. Наши телеграфисты прислали в мое распоряжение телеграмму, посланную этим съездом французской военной миссии в Вологду, в которой, несмотря на уклончивые выражения, факт подготовки восстания против Советской власти предстанет совершенно ясно. В телеграмме говорилось о том, что все готово, что, мол, мы оттягиваем с востока на запад наши эшелоны, концентрируем наши силы. Это относится (если память мне не изменяет) к 25 мая или к 22 мая, т.-е. до того, как чехо-словаки подняли открытое восстание в Челябинске, а затем в других местах. Таким образом, действия чехо-словаков совершались в пределах и по диспозиции определенного англо-французского контрреволюционного плана. К этому времени мы получили из-за границы предупреждение о том, что одновременно англичане подготовляют свой первый десант, имея в виду выбросить на Мурманское побережье своих солдат. Разумеется, можно сказать, что есть и наша вина, вина Советской власти в том, что мы пассивно смотрели на подготовку этого мятежа, пассивно потому, что у нас не было достаточно крепкой и дисциплинированной армии, которая по формальному приказу готова в любой час и день сосредоточиться в определенном районе и перейти в наступление. Для того чтобы организовать и вооружить рабочих и крестьян, привести их в состояние наступления, при их необученности, при их малой, недостаточной обстрелянности, при той усталости, о которой здесь так справедливо говорил тов. Ленин, было необходимо, чтобы они внутренно прониклись, пропитались сознанием, что другого пути нет, чтобы они поняли, что чехо-словацкий мятеж со всем тем, что его окружает, что вокруг него наросло, представляет собою уже фактическую в подлинном смысле слова смертельную опасность для Советской России. Чтобы такое настроение в стране создалось, нужно было, чтобы определенным образом сложились события, и мы с самого начала событий делали все, что могли, чтобы опасность предупредить. И тут нужно сказать, что в первое время даже со стороны местных советов, наиболее близких к совершавшимся фактам там, по линии Сибирской ж. д. и до Челябинска, мы не встречали того отклика, на который имели бы право рассчитывать; местные советы не отдавали себе отчета во всем размахе дьявольского замысла. Среди них были такие малодушные советы, которые пытались чехо-словаков сбросить на голову соседних, может быть, более сильных советов. Все это объяснялось тем, что не было полного, ясного сознания, что дело идет не о недоразумении в Сызрани, Пензе, Челябинске, а что дело идет, в прямом и непосредственном смысле слова, о жизни и смерти рабочего класса в России. И нужно было, чтобы чехо-словаки захватили целый ряд городов, чтобы они дали опору белогвардейцам и монархистам, чтобы последние прибегли к принудительной мобилизации взрослого населения, с одной стороны, и к реквизициям и конфискациям в пользу помещиков и капиталистов, с другой стороны, чтобы после всего этого на местах, в Омске, Челябинске и во всей прифронтовой полосе, советские работники поняли ясно и начал понимать народ, что в данном случае история бросает жребий: – либо мы победим чехо-словаков и все, что их окружает, либо они победят нас.