Советская республика и капиталистический мир. Часть II. Гражданская война

Мне довелось в Германии провести довольно большое количество времени, я видел этих вождей сравнительно близко, и теперь, в свете новых гигантских событий, я ясно представляю себе, как и почему у этих людей нет за душой ни искры революционного пролетарского энтузиазма, ни тени понимания того, что такое пролетарская революция, а есть глубокое, рабское преклонение пред мудростью парламентарного, государственного, планомерного, мирного строительства. Рабочий класс, разрушив старую государственную машину, толкнул вперед свою старую партию, и Шейдеман – Эберт оказались министрами революционной Германии, хотя они сделали больше, чем кто бы то ни было, для того чтобы помешать германской революции. Они сделались «революционерами» против своей собственной воли. Еще полтора месяца тому назад они говорили, что в Германии революции не будет, что русские большевики ошибаются; они открыто издевались над нашими надеждами, более того, руководящий орган германской социал-демократии «Форвертс» писал не так давно, что большевики, утверждающие, что в Германии будет революция, сознательно обманывают русских рабочих, питая их лживыми обещаниями.

Это говорили немецкие «вожди», которые, казалось бы, должны были лучше знать германские условия.

Они нас обвиняли в том, что мы обманываем русских рабочих, предсказывая неизбежность революции у них. И вот они, жалкие тихоходы и крохоборы, сами оказались обмануты. Мы говорили правду. И эта правда теперь стоит перед всем миром: в Германии – революция! (Аплодисменты).

Как я указал вначале, жизнь каждой страны, каждого класса и даже отдельного лица зависит теперь в ужасающей степени от международного положения. Международное положение в Германии является в высшей степени тяжким.

Тот мир, который германское правительство оказывается вынужденным подписать, – во всех отношениях суровее и беспощаднее того мира, который оказались вынуждены подписать в Бресте мы.[28]

Нас наши Керенские-Церетели обвиняли в том, что большевики совершили преступление, подписав ужасный мир. Но в Германии тамошние Керенские-Церетели, т.-е. Шейдеман и Эберт, оказались вынужденными подписать мир гораздо более ужасный. Стало быть, подписание мира не есть дело только доброй воли. Ужасный мир подписывают тогда, когда нет другого исхода. Когда вражеский империализм берет за горло, а в руках нет оружия, тогда подписывают ужасный мир. Так вынуждены были поступить мы. И нет никакого сомнения, что если бы у власти тогда стояли Керенские-Церетели, они подписали бы в Бресте мир в десять раз худший. Лучшим доказательством является то, что они и подобные им совершенно отдали на произвол и расхищение германскому империализму Грузию, Армению, Польшу, как завтра они отдадут Закавказье англо-французскому империализму. Переговоры по поводу этого ведутся уже сейчас…

Положение Германии является в высшей степени тяжким. Спасти ее может то, что должно было спасти нас, т.-е. революция в государстве врага, на сей раз во Франции, в Англии, – развитие пролетарской коммунистической революции в международном масштабе. Но для того чтобы это скорее и вернее произошло, нужно, чтобы в самой Германии революция пошла далее по своему естественному пути; нужно, чтобы на смену трусливым соглашателям, которые стремятся урезать, окарнать, обескрылить немецкую революцию, удержать ее в буржуазных рамках и лишить ее той агитационной силы, которую она должна развить, – чтобы на смену Шейдеманам и Эбертам пришло революционное правительство, руководимое Либкнехтом. Однако, здесь сказывается отличие судеб Германии от наших судеб. Мы жили долго в условиях царизма. У нас развились революционные подпольные навыки и традиции, сперва у народников и народовольцев, затем у социал-демократии. Эта нелегальная конспиративная революционная работа, шедшая сперва от подпольной интеллигенции к передовым рабочим, нашла свое законченное яркое выражение в партии коммунистов.

К тому моменту, когда русский рабочий класс поднялся на ноги под влиянием страшных ударов истории, ему не пришлось начинать сначала. Он имел во главе своей централизованную, спаянную теснейшими узами исторической доктрины и внутренней революционной солидарностью партию, которая шла с ним через все препятствия и которая теперь стоит у власти. Это наша коммунистическая партия.