Спустя неделю после оккупации Кувейта Багдад выступил с заявлением о присоединении Кувейта к Ираку (8 августа). Территория Кувейта была разделена на две части – северную и южную. Первую из них, включавшую в себя месторождение нефти Ратка (Ratqa), а также острова Варба и Бубиян (Бубийан), режим Саддама Хусейна присоединил к иракской провинции Басра. Вторую, южную, получившую название Казима, объявил новой, 19-ой провинцией Ирака.
Среди «обвинений», которые Багдад предъявил Кувейту, значилось и такое, как «развязывание экономической войны» Кувейтом против Ирака, выразившейся в «хищении нефти» с его территории (на сумму более $89 млрд.) путем использования наклонного способа бурения скважин. Что же касается иракского $13-миллиардного долга Кувейту, то Багдад недвусмысленно давал понять, что Кувейту о нем вообще стоит забыть. Ибо это – не долг, а а оплата услуг Ирака по защите Кувейта от Ирана.
Следует отметить, что, стягивая войска к границе с Кувейтом, власти Ирака всячески пытались успокоить мировое общественное мнение. Во время встреч и бесед с послами иностранных государств убеждали их в том, что ни помыслов, ни намерений насчет вторжения в Кувейт у Ирака, дескать, нет. Что все происходящее на границе с Кувейтом – это всего лишь войсковые учения.
Москва действия Багдада квалифицировала как «неспровоцированную агрессию», как «аннексию соседнего суверенного государства». Выступая с трибуны 45-ой сессии Генеральной Ассамблеи ООН (26 сентября 1990 г.) министр иностранных дел СССР Э. А. Шеварднадзе заявил, что, вторгшись в Кувейт, «Ирак вызывающим образом нарушил Устав ООН, принципы международного права, общепринятые нормы нравственности и стандарты цивилизованного поведения». Ирак, подчеркнул он, совершил акт агрессии не только против Кувейта, но и против нарождавшегося, как он выразился, нового мирового порядка. Поэтому, констатировал Э. А. Шеварднадзе, мировое сообщество и решило действовать сообща. Совет Безопасности, продолжал он, «имеет мандат идти так далеко, как это потребуют интересы всего мира. Кто считает агрессию допустимой формой поведения, – резюмировал министр, – ошибается. Организация Объединенных Наций наделена полномочиями для подавления актов агрессии»; и это право будет использовано, если оккупация Кувейта продолжится (46).
Такая жесткая позиция СССР явилась неожиданностью и для Багдада, явно рассчитывавшего на бездействие своего долголетнего союзника, и для монархий Аравии и их партнеров на Западе. И они сделали правильный вывод относительно начавшегося в Советском Союзе процесса деидеологизации его внешней политики. Для Москвы он был трудным и болезненным. Подтверждением тому – XXVI съезд КПСС (февраль 1991 г.), среди гостей которого присутствовали, например, представители «Национального фронта освобождения Бахрейна» и Коммунистической партии Саудовской Аравии, организаций, не располагавших в этих странах никаким влиянием. Из сказанного выше видно, что в начале 1990-х годов в политике Москвы в отношении стран-членов ССАГПЗ присутствовала двойственность. С одной стороны, наблюдалась активизация политического диалога с монархиями Аравии; и МИД СССР всячески тому способствовал. А с другой стороны, давали знать о себе рецидивы старого мышления. Основано оно было на идеологической установке ЦК КПСС на всемерное содействие распространению в Аравии коммунистического влияния, посыла, абсолютно оторванного от реальной действительности в Аравии. Руководителям партии и государства «старой закалки» очень уж хотелось, судя по всему, видеть «наступательное движение коммунизма» в возможно большем количестве стран и уголков мира. И поэтому желаемое, как это имело место быть с упомянутыми выше бахрейнским «фронтом» и саудовскими коммунистами, зачастую выдавалось ЦК КПСС, вопреки действительности, за реальность.