Советская Россия, Аравия и Персидский залив. Документированные страницы истории

Кат, в понимании йеменцев, – это ценность. Горожане хранят его на мафрадже, в помещении на самом верхнем этаже глиняного дома-многоэтажки. Иными словами, там, где издревле принято держать деньги семьи и устраивать маджалисы, мужские катовые посиделки с кофе и наргиле (кальяном) или с курительной трубкой (мада’а). Во время таких посиделок решаются многие вопросы: заключаются сделки купли-продажи земельных участков, собранного за сезон зерна и кофе; согласуются условия заключения браков; регулируются семейно-родовые и родоплеменные споры. «Катофагия [буквально– «поедание ката»; здесь – «употребление ката»], -отмечает такой именитый российский исследователь Йемена, как П. В. Густерин, – один из признаков национальной идентификации арабов Йемена» (14). И автор этой книги, работавший в Йемене, – тому свидетель. Кат – неотъемлемая составляющая повседневной жизни йеменцев.

Листки ката срывают рано утро, «с утренней росой», как говорят йеменцы. Делают из них небольшие связки, и непременно завертывают в траву, так как именно в такой «упаковке» листки ката сохраняются в хорошем состоянии почти неделю.

По оценке Центра стратегических исследований Йеменской Республики, рассказывает П. Густерин, плантации ката занимают сегодня около 10 % всех возделываемых в Йемене земель, что позволяет ежегодно снимать до 750 млн. порций ката. Поскольку 1 га с кустарниками ката приносит владельцу земли приблизительно 15 000 долл. США в год, а один га с кустарниками кофе – 3,5 тыс. долл. США, то площади под кофе год от года сокращаются. Так, если в 1970 г. катовые плантации охватывали площадь около 8 тыс. га, то в 2000 г. – уже 103 тыс. га. Основные места произрастания ката – это провинции ‘Амран, Дамар, Ибб, Са’ада, Сана’а’, Таиз, Хадджа, Эд-Дали, Эль-Байда. В «катовую индустрию» (выращивание, сбор, доставку и сбыт) вовлечено примерно 25 % населения Йемена, занятого в сельском хозяйстве. Кат потребляют 70–80 % населения страны (как мужчины, так и женщины) (15).

В Ходейде, делится своими наблюдениями Г. Астахов, имелось четыре кофейных фактории. Крупнейшая из них, принадлежавшая ‘Умару Мисгаджи, главному экспортеру йеменского кофе, располагалась прямо на пристани. На ней трудились «сотни работниц и десятки рабочих». Очищали кофе от шелухи. Сортировали его с помощью специальных сит и «рассыпали по соломенным мешкам, готовя к отправке в далекие заморские земли».

Там же находился и полицейский участок. Начальник местной полиции «вершил суд и наказание на месте». Сам допрашивал задержанных по разного рода подозрениям и обвинениям и «собственноручно наказывал их – ударами кулака или плетью, смотря по обстоятельствам. И все это – на глазах у толпившихся на пристани людей».

В тени базарных навесов, повествует он, в пристанище ремесленников, «неумолчно звучали» швейные машинки портных, шивших платья и накидки абаййи для женщин, и рубахи для мужчин. Там же трудились кожевенники, изготавливавшие сандалии, седла и упряжь».

Главной денежной единицей в стране являлся в то время серебряный талер с изображением «полногрудой Марии Тарезии». Проставленная на монете дата (1794 г.) нисколько не соответствовала времени ее выпуска. Ввозили талеры в Йемен из Европы, где и чеканили – по образцу 1794 года. На местном Монетном дворе, располагавшемся на территории дворцового комплекса имама в г. Сана’а’, выпускали лишь мелкие монеты-медяшки, гирши.

Упомянул Г. Астахов и о еврейской коммуне в Ходейде. Жили евреи в «отдельном районе», пишет он, на краю города. Земледелием не занимались. Были в основном «ремесленниками и мелкими торговцами», а более зажиточные из них – «денежными менялами, ростовщиками и агентами-посредниками между иностранными фирмами и местными купцами». На государственной службе состоять не могли. Носить национальный йеменский кривой кинжал (джамбийю), равно как другое холодное оружие, а также ружье и чалму им запрещалось». Женщины лиц своих не прятали; головы их покрывали платки с «беловато-серой каймой».

Неизгладимое, судя по всему, впечатление произвела на Г. Астахова встреча с принцем Сайфом ал-Исламом, и особенно обед, устроенный в честь советской делегации в его дворце в Ходейде. При нашем появлении в зале для маджалисов (встреч), пишет он, один из находившихся там мужчин, «в зеленой чалме и раскидостом белом халате, приподнялся и по-европейски приветствовал нас», поздаровавшись за руку. Это и был принц Сайф ал-Ислам, сын имама Йемена и его наместник в Тихаме, человек, как показала беседа с ним, образованный и любознательный.

Когда же подали еду, то ни вилок, ни ложек, ни ножей не оказалось. Видя удивленные лица гостей-москопов, йеменцы объяснили, что «принимать пищу по-арабски – значит есть руками». В противном случае снедь, если ее берешь столовыми европейскими приборами, той же вилкой, «теряет во вкусе», приобретает, дескать, «привкус металла». И чтобы насладиться арабским яством и хорошенько его испробовать, пищу надлежит брать со стола и отправлять в рот руками.