Заметно усилилось тогда и в самих странах «аравийской шестерки» понимание необходимости и своевременности по-новому выстраивать отношения с Советским Союзом, образ которого в Аравии в «эру Горбачева», как признавали представители правящих там династий, существенным образом изменился. В том числе и под влиянием «паломнического аспекта» политики «нового мышления» Москвы, приведшего к увеличению числа паломников-мусульман из СССР в Святые земли ислама в Аравии до полутора тысяч человек (в предыдущие годы паломнические группы насчитывали не более 50 человек).
Ярко выраженную в тот период времени ориентацию внешней политики СССР в зоне Персидского залива на кардинальное улучшение отношений со всеми расположенными там странами едва ли обоснованно можно было бы истолковывать как одностороннюю заинтересованность в том Москвы. К сожалению, но именно такая оценка нередко все еще встречалась тогда в исследованиях многих западных политологов, особенно английских, усматривавших в установке советского руководства на развитие отношений дружбы и обоюдовыгодного сотрудничества с монархическими странами Аравийского полуострова некий «тайный замысел» Москвы. Точка зрения на этот счет политолога Марка Каца, к примеру, состояла в том, что установление дипломатических отношений СССР с «аравийской шестеркой», расширение в Аравии сети советских дипломатических посольств должно было непременно привести к активизации там «подрывной деятельности Москвы», к оказанию Москвой помощи антиправительственным элементам (1). Подобные утверждения были не более как рецидивом прошлого, нежеланием видеть ни новые реальности в мире, ни изменения, происшедшие во взглядах арабов Аравии на Москву, ни сдвиги в политике самого Советского Союза. Думается, что цель подобного рода «исследований» состояла в том, чтобы прикрыть ими устремления западных стран в этом районе мира. Задача Англии, в частности, сводилась к тому, чтобы удержать там свои дотирующие политико-экономические позиции, не уступить их в схватке с ней Соединенным Штатам, объявившим район Персидского залива «зоной своих жизненных интересов».
Обращает на себя внимание тот факт, что в течение всех лет деятельности в зоне Персидского залива нашего Отечества, будь то Российской империи или Советской России, в Лондоне, а затем и в Вашингтоне непременно извлекались на свет разного рода сложенные там же мифы о некой «русской угрозе» данному району мира. Так, в конце XIX столетия в целях дискредитации новой политики Санкт-Петербурга в Персидском заливе, «политики дела», британской дипломатией широко муссировался тезис об унаследованном, якобы, самодержцами российскими от Петра Первого стремлении к «теплым морям». В 80-е годы XX столетия англичанами совместно уже с американцами раздувался миф о «советском прыжке» в Персидский залив из Афганистана, о некой «советской угрозе» нефтяным кладовым Аравии.
Новое политическое мышление и перестройка стимулировали интерес монархических стран Аравии к Советскому Союзу, способствовали укреплению доверия к его внешней политике, содействовали переосмыслению проводимого ими курса в отношении СССР с точки зрения его адекватности новым реалиям и в мире, и в зоне Персидского залива. В монархиях Аравии начал постепенно разрушаться стереотип мрачного восприятия СССР. Им импонировало стремление СССР не только к восстановлению здесь стабильности в увязке с урегулированием ирано-иракского конфликта, но и к созданию в Персидском заливе зоны устойчивого мира и безопасности при широких международных гарантиях, обеспечивающих надежную свободу мореплавания и суверенитет расположенных там стран.
Изменения во внешней политике СССР в целом и в зоне Персидского залива в частности, который, по мнению советской дипломатии тех лет, не должен был оставаться «белым пятном» на политической карте мира, менявшегося к лучшему, дали позитивные для Москвы результаты. Политические элиты в странах «аравийской шестерки» начали высказываться в том плане, что отсутствие нормальных отношений с СССР, как государством, играющим важную роль в современных международных отношениях, является аномалией.