Советская система: к открытому обществу

Образ действительности, который появляется здесь, весьма отличается от того, с которым мы знакомы. Западная философская и научная традиция привела нас к тому, что мы представляем себе два плана. Один из них называется действительностью. а другой – знанием, и расположены они параллельно друг другу, и, как нормальные евклидовы параллели, не пересекаются. В новом геделевском мире ни действительность, ни наше понимание не могут восприниматься как плоскости. Они перекрещиваются, сталкиваются, и в этих местах открываются новые измерения, каждое из которых способно расширяться в бесконечность.

Этот способ мышления о действительности и мышления о мышлении я воспринимаю как откровение. На других, возможно, это не произведет такого же впечатления, во-первых, потому, что метод этот уже утвердился и был использован в ряде подобных доказательств, во-вторых, доказательство само по себе так абстрактно, что его воздействие, возможно, не будет столь очевидным. Однако именно из-за его уровня абстракции я считаю его исключительно важным.

А суть в том, что понимание участниками ситуации, в которой они принимают участие, изначально несовершенно, и то, что мышление участников подвержено ошибкам, играет решающую роль в определении хода событий. Существует недетерминированное отношение между мышлением и действительностью, в котором взгляды участников не определяются действительностью и действительность, конечно, не определяется мышлением участников.

Как это ни покажется странным, эта точка зрения разделяется далеко не всеми. Напротив, большая часть научных теорий о человеческих делах намеренно исключает несовершенное понимание участников из поля своего рассмотрения. Классическая экономическая теория, например, постулировала совершенное знание; и марксистская доктрина, прочно укорененная в девятнадцатом веке, пыталась предсказывать будущее течение истории на базе строго объективных соображений. Как я показал в «Алхимии финансов», социальные науки пошли на немыслимые искажения, чтобы только исключить несовершенное понимание участников из своего предмета.

Откуда это странное нежелание принимать факты действительности? Частично ответом может служить то, что ситуация, которую я описываю, сверхсложная и ее очень трудно рассматривать. Человеческий ум недостаточно изощрен, чтобы постичь вселенную, построенную по принципу бесконечных регрессий и рекурсивных петель. Сколько человек, включая и меня, действительно понимают числа Геделя? Понадобилось немало времени, чтобы числа Геделя были открыты, и теперь, возможно, впервые делается попытка применить их к человеческому состоянию. И какая это слабая попытка!

Но это, наверное, лишь часть ответа. Если бы это был весь ответ, тогда были бы все основания ожидать, что имманентная неопределенность, присущая человеческой деятельности, станет общепризнанной, как только доводы этой главы будут усвоены и широко распространены – при условии, конечно, что они не будут фальсифицированы при этом. Очевидно, что на это надеяться не приходится. Исторический опыт показывает, что было много случаев в прошлом, когда подверженность человеческой мысли заблуждениям была широко признана и служила в качестве организующего принципа общества, однако за этими случаями последовали другие, где определенный набор идей принимался как неопровержимая истина и никакое несогласие не терпелось. Почему же история должна измениться в будущем?

Существует сильное предубеждение, которое мешает по-настоящему признать, что мы подвержены заблуждениям. Подверженность ошибкам предполагает неопределенность, а с неопределенностью очень трудно жить. В самом деле, как участники мы, по-видимому, не можем принять неопределенность, которую можем осознавать в роли наблюдателей. Быть участником означает принимать решения, а решения требуют приверженности определенной точке зрения. Даже если мы признаем риск и неопределенность, наши решения в момент, когда мы их принимаем, не могут их правильно отражать. Сталкиваясь с бесконечно сложной ситуацией, и притом с такой, чья сложность увеличивается одновременно с нашей способностью с ней справляться, мы должны ввести какие-то упрощающие принципы. Эти принципы искажают действительность. упрощая ее.