Советская цивилизация т.2

— Меня все время мучает вопрос, как же вам оторвать из-под досок те полосы, что вы уже прибили. Теперь это целая проблема. Ума не приложу. Просто не знаю. Может быть, если оторвать верхнюю доску, то каким-то крючком? Что-то вроде багра. Надо еще подумать. Не хочется много досок отрывать.

Я что-то промямлил насчет того, что не такая уж это ценность, дом, чтобы так из-за него переживать. Пусть потеет, лет на пятьдесят хватит. А может, и на будущий год сгорит. Вижу, профессор заподозрил скрытый вызов, и на его высоком лбу вздулась жила. У собаки тут же на загривке поднялась шерсть. Надо же, какое взаимопонимание. Я срочно пообещал, что тоже буду думать, как выйти из положения, в которое я попал из-за доверия к пролетариату.

Как я ни берегся, профессор снова застал меня, когда я предавался пороку — прибивал последнюю полосу пергамина. Почему-то он пошел к речке в неурочное время. Посмотрел, прошел мимо. Больше со мной не здоровается.

* * *

Стал я копать колодец — не нанимать же людей по таким диким ценам. Вроде бы никаких секретов технология не содержит. Пригласил своего аспиранта помочь — куда ему деваться? Тем более он испанец, приехал изучать Россию, вот пусть и изучает. Наладили ворот, я копаю, он поднимает. Народ подходит глазеть, нет большего удовольствия, чем поглазеть на чужую работу, особенно тяжелую. Дать совет, указать на ошибки.

Углубился я уже далеко вниз, вода. под ногами, грязь. Сапоги у меня кирзовые, им уже тридцать лет, швы разошлись. Заливает холодная вола. Кричу снизу соседу, он от моего колодца почти не отходил:

— Сергей, у тебя есть резиновые сапоги?

— Есть, тридцать девятый размер.

Надо же, думаю. Нога как у женщины, а еще футболист.

— Не годится, мне сорок четвертый.

Копаю дальше, настроение неважное. Подходит какой-то старик из деревни, мне неизвестный. Шел мимо, видит — народ глазеет. Присоединился, свесился вниз, переговаривается с Серегой. Конечно, считает, что копаю я неправильно. Слышу, Серега вдруг спрашивает старика:

— Погоди-ка, Алексеич! Ты в резиновых сапогах. Какой у тебя размер?

— Сорок четвертый.

— Как раз! Снимай сапоги, кинь ему вниз. Видишь, он в кирзовых, а там уже вода сочится.

Старик засопел, потом с преувеличенным сожалением говорит:

— Не подойдут ему мои сапоги. Тут на левом, видишь ли, дырка. Ее под грязью не видно, но дырка есть. Все разно будет заливать.

Серега хмыкнул, но отковыривать грязь не стал. Старик исчез. Когда я после работы вылез, мой испанец все еще не мог прийти в себя от изумления:

— Зачем этот старик сказал, что есть дыра в сапоге? Разве он обязан дать вам сапоги?

Я бы и не придал этому случаю значения, а тут задумался. Ведь правда, чего бы старику врать и стыдиться. Взял бы да сказал прямо: «С какой стати я буду снимать сапоги и отдавать их этому типу, которого я знать не знаю?» Но такое ему и в голову не пришло, а если бы он так сказал, то всех бы удивил. И так он ушел со слегка подмоченной репутацией.

Когда я потом читал в Испании лекции о русской культуре и излагал представление о собственности, я рассказал со этом старике и его сапогах. По лицам я понял, что мне не поверили, и больше использовать этот пример не стал.

* * *

В деревне коров нет, поехал я за молоком на шоссе, в село. Выставляют там перед домом на табуретке трехлитровую банку с листком бумаги — значит есть молоко. Около ближайшей банки, уже с молоком, сидит парень. Я подошел.

— Почем молоко?

— Двадцать рублей.

Я полез за деньгами. Он вдруг говорит:

— Возьмите за восемнадцать.

Я сунул деньги обратно в карман и спрашиваю:

— Что, старое? Кипятить нельзя?

— Нет, только что подоили.

— Так почему же сбавляешь?

— Мать сказала, если брать не будут, проси восемнадцать. Что-то сегодня плохо берут.

— Так ведь я же и за двадцать брал.

— Ну, как хотите. Я и за восемнадцать отдам.

А еще говорят, что наш народ не созрел для рыночных реформ.

* * *

У меня работали два человека с Волги, приводили в порядок верх дома — зашивали там все досками, делали карниз. Поставили леса и бегали по ним, как по дорожке. Все делали с такой скоростью, что я с ужасом понял, что работой их на две недели никак не обеспечу. А они собрались у меня жить две недели. Если у них была задержка из-за нехватки материала, меня охватывало чувство вины. По мне, жить с лентяями как-то легче, хоть и скуднее. Не совсем с лентяями, а так, в меру.

Это я к тому, что, как оказалось, у меня не хватает листа железа, чтобы покрыть карниз. Бpосился я на рынки и базы — нет железа. Дефицит. Наверное, Эстония все закупила. Что делать? — Я к соседям — нет ни у кого. Потом Серега, видно, сжалился и кричит:

— Есть один лист. Случайно на чердаке нашел, — и выносит мне лист железа. Через пару недель подходит и говорит:

— Ты насчет железа не узнавал? Это ведь не мое железо, а Петра. Он у меня хранить оставлял, а теперь просит вернуть. Водостоки, что ли, хочет делать.

— Сергей, завтра специально проеду по магазинам, пока не встречал.

Проехал — нет железа. Ну, думаю, появится. Водостоки подождут. Проходит еще неделя, снова машет мне Сергей. Я остановил машину.