Советская военная разведка. Как работала самая могущественная и самая закрытая разведывательная организация XX века

Несомненно, он был хорошо известен спецслужбам западных стран. Перед его очередной зарубежной командировкой Министерство иностранных дел СССР запросило для него бельгийскую дипломатическую визу. Бельгия отказала. Тогда министерство запросило французскую визу, но Франция тоже отказала. Запросили западногерманскую визу — и снова отказ. Наконец, одна небольшая страна согласилась предоставить ему разрешение на въезд, и ГРУ поставило этого человека руководить тамошней резидентурой. Перед выездом он прошел заключительный инструктаж и получил имена и контакты членов агентурной сети, которой управляла резидентура. Прибыв в страну, он сразу же начал быстро и энергично расширять агентурную сеть, и очень скоро она стала успешно работать против многих западных стран, включая Бельгию, Францию и ФРГ, которые ранее отказали этому человеку во въезде. Мораль этой истории такова: запрет на въезд в страну не мешал резиденту ГРУ работать против этой страны.

Теперь представьте себе, что события развивались бы по другому сценарию. Предположим, что первая страна, куда советский МИД обратился за дипломатической визой для героя этой истории, Бельгия, дала бы такую визу. Получив назначение в эту страну, резидент прошел бы инструктаж, получил доступ ко всем секретам резидентуры и прибыл к месту работы, а через три-четыре месяца Бельгия нашла бы какую-нибудь причину для его высылки. В этом случае произошло бы следующее.

Во-первых, резиденту хватило бы времени на то, чтобы в значительной степени разрушить существующую систему работы резидентуры, но он еще не успел бы создать новую.

Во-вторых, будучи вынужденным внезапно покинуть страну, резидент, образно выражаясь, оставил бы свою армию без командующего. Его преемнику потребовалось бы время, чтобы приступить к руководству резидентурой — время на оформление визы, на инструктаж и приемку дел, которая на этот раз заняла бы больше времени. Все это время работа резидентуры в значительной степени была бы парализована.

В-третьих, после возвращения в Москву этот матерый разведчик на несколько лет будет полностью нейтрализован как возможный резидент. В следующие три-пять лет обращаться за визой для него в большинство западных стран было бы бессмысленно — каждая страна, которую Бельгия как союзник уведомит о высылке этого дипломата, включая Францию и Западную Германию, отказала бы ему в визе.

Один опытный, волевой, требовательный и беспощадный резидент, работающий в нейтральной стране и имеющий под своим началом десяток добывающих офицеров, иногда мог навредить Западу гораздо сильнее, чем двести активных офицеров ГРУ, работавших в США, Великобритании, Западной Германии или Франции без аналогичного руководства.

Эффект от высылки любого советского дипломата, изобличенного в шпионаже, прямо зависел от шума, возникшего (или созданного) вокруг нее. Поимка советского шпиона и его высылка сами по себе уже были большой победой, но только публичное, максимально громкое разоблачение позволяло извлечь из этой победы всю возможную пользу. Тихая высылка советского разведчика по большому счету наносила ущерб лишь ему одному; шумное изгнание было пощечиной ГРУ или КГБ, оно работало против всей разведки и против всех ее офицеров, оно оказывало влияние на тысячи колеблющихся граждан этой страны, которые в ином случае были бы готовы выслушать и принять вербовочные предложения офицеров советской разведки. Вот один пример, иллюстрирующий это.

Некий добывающий офицер ГРУ, находясь в зарубежной командировке, наладил довольно хорошие отношения с молодым человеком, гражданином иностранного государства, который согласился «потерять» свой паспорт и взамен «найти» небольшую сумму денег. Это был бы его первый шаг в сети, заботливо расставленные ГРУ. Уже были запланированы следующие шаги, которые каждый раз гарантированно втягивали бы юношу в агентурную работу все глубже и глубже, чтобы, связавшись с ГРУ, он уже не смог выпутаться. Однако в тот день, когда должна была состояться их очередная встреча, какая-то местная газета опубликовала статью, в которой утверждалось, что пятьдесят процентов сотрудников советского посольства в этой стране на самом деле являются шпионами. Поэтому на встрече, вместо того, чтобы «потерять» принесенные с собой деньги и «найти» паспорт молодого человека, офицер ГРУ был вынужден потратить все свое время и силы на убеждение его в том, что газетчики лгали. И это действительно была наглая ложь, потому что шпионами были не пятьдесят, а восемьдесят процентов сотрудников посольства. Ему удалось убедить молодого человека в лживости статьи, и они расстались хорошими друзьями, но на этом их отношения закончились. Молодой человек так и не сделал первый, критический шаг в железные объятия ГРУ.

Этим офицером был я. Я сильно переживал из-за этой неудачи. Но что мог сделать советский разведчик в той ситуации, когда свободная западная пресса опубликовала такую статью в самый неподходящий момент?