Советская военная разведка накануне войны 1935—1938 гг.

В купе сидел высокий моряк лет пятидесяти с одной широкой и двумя средними нашивками на рукавах. Поздоровавшись, он сразу же обратил внимание на непорядок в моем туалете. Так как брюки были пошиты на стандартную фигуру, а я имел от этого стандарта отклонение в меньшую сторону, то отсутствие поясного ремня создавало реальную угрозу внезапного конфуза и мне время от времени приходилось поддерживать спадающие брюки. Узнав причину, Мейер расхохотался и велел своему не в меру усердному помощнику вернуть мне ремень, после чего я почувствовал себя гораздо увереннее и стал с бóльшим оптимизмом смотреть на свою дальнейшую судьбу.

За завтраком комиссар изложил нам обстановку: пароход испанский, маскировка наивная, но другого выхода нет. В Испании, особенно под Мадридом, идут тяжелые бои. Сейчас все висит на волоске; неприбытие в срок нашего транспорта может роковым образом повлиять на исход войны, так как боеприпасов практически нет, воевать нечем, а фашисты в изобилии снабжаются всем необходимым из Италии и Германии. Команда парохода из Каталонии. Каталонцы преимущественно анархисты, имеют большую склонность к сепаратизму. Эти моряки полагали, что повезут отсюда продукты, на худой конец, самолеты, а везут — сами видите что. Один снаряд, и все взлетит на воздух.

Огнестрельное оружие у команды под благовидным предлогом отобрано, но не исключено, что кое-кто его и припрятал. Проводить детальный обыск неудобно. Необходимо соблюдать крайнюю осторожность, не раздражать команду, не выходить ночью из кают по одному и держать наготове оружие на случай внезапного бунта команды. В случае необходимости принимать самые решительные меры невзирая на лица. При любых условиях пароход неприятелю сдан не будет и, в отсутствие другого выхода, будет взорван, для чего среди пассажиров есть специальный человек (имени Мейер нам не назвал, но определили мы его в пути довольно быстро).

Корабельный радист-испанец отстранен от работы, выселен из радиорубки и помещен со штурманом. Связь с Москвой будет поддерживаться на коротких волнах специальным кодом, для чего на пароходе имеется шифровальщик, который также будет жить в радиорубке. Затем, обращаясь ко мне, Мейер сказал: «Единственным человеком, который как-то может повлиять на исход рейса, будет старший радист, то есть ты».

Пароход назывался «Мар Кариб» (Карибское море), порт приписки — Барселона, следовать он должен был на главную военно-морскую базу республики Картахену. Нас, «советских», оказалось 13 человек, единственный штатский — я. Старший по воинскому званию — капитан танковых войск Иван Коротков — был назначен начальником перевозки, а его заместителем (но фактически начальником, поскольку, как я впоследствии узнал, взрыв парохода со всем грузом и людьми должен был произвести именно он) старший лейтенант войск НКВД Артур Спрогис.

В 18 часов корпусной комиссар Мейер собрал всех в капитанском салоне. «Товарищи, — обратился он к нам, — вы знаете, что едете защищать Испанскую Республику. Защищая ее, вы защищаете свою родину. Впервые международный фашизм дает открытый бой. Вы все обязаны проявить в Испании высокую военную и гражданскую доблесть, должны доказать преимущества нашей советской морали перед зверской, человеконенавистнической моралью фашизма. Каждую секунду вас в Испании может подстерегать смерть. Скажу прямо, если из 13 человек благополучно вернутся хотя бы двое, то можно будет считать, что вашей партии повезло (Мейер, конечно, несколько сгустил краски, но, по-видимому, ему требовалось как можно жестче прощупать нас). Знайте же наперед, зачем вы едете и что вас там может ожидать. Самое тяжкое преступление — сдача в плен. Не менее, если не более тяжкое преступление — сдача врагу боевого оружия советского образца. Партия и родина требуют от вас подвига и должны быть твердо уверены в том, что у вас хватит сил и воли его совершить, даже если вам придется погибнуть самой мучительной смертью. Вы все здесь подобраны на строго добровольных началах. Каждый из вас должен знать свои слабости. Я понимаю, что, находясь бок о бок с другими товарищами, никто не решится в них признаться. Подумайте хорошенько, пока не поздно. По окончании беседы я буду находиться совершенно один на верхней палубе. Одно слово, и любой из вас будет отправлен на прежнее место службы. Его долгом будет только крепко забыть обо всем, что он здесь видел и слышал. Через полчаса встретимся здесь же».