У инструктора не было любимчиков, ко всем он относился ровно. Бориса приметил в первый же день, подошел, оглядел с головы до ног оценивающим взглядом, потрогал за плечи, похлопал по спине: «Вынослив? Ну, ну! С тебя спросу больше». И спрашивал. А у Бориса, как назло, не получалась посадка: нет-нет да и «даст козла». Самолет прыгает, как на ухабах. При каждом ударе шасси о землю Шилов приговаривал: «Не рви, не рви...» А потом грозно: «Еще раз взлетай!» И тут же снова заставлял идти на посадку: «Смотри, до земли один метр. Смотри и учись». Казалось, машина уже касается колесами полосы, а инструктор в этот момент даст газ, уйдет на второй круг и все повторяет: «До земли один метр. Один! Заруби себе на носу этот рубеж. Зарубил? Теперь делай сам».
Инструктор и впрямь сгонял с него семь потов, зато «козлов» больше не было. Отучил. Через год написал в характеристике курсанта Вольтова: «Летное дело любит. Материальную часть самолета и мотор знает хорошо, эксплуатирует грамотно. Трудолюбив. Пилотаж в зоне освоил. Перегрузки переносит хорошо...»
Пролетела осень, за ней зима. Серые дни с холодными ветрами сменились солнечными, по-весеннему светлыми. Снег почернел, стал ноздреватым, низины досиня набухли водой. День и ночь летели над степью журавли, гуси, утки, и казалось, никогда не кончится этот перелет с радостно возбужденным криком и гомоном.
А в Прокопьевск пришло письмо:
«Вот и мы, мама, как перелетные птицы. Скоро разлетимся по строевым частям, кто куда...»
...В полку новое пополнение встретили приветливо. Дали время устроиться, осмотреться. Подробных расспросов поначалу не вели, но к прибывшим присматривались.
Широкоплечий, мускулистый, с тонким волевым лицом, лейтенант Волынов производил впечатление сильного и мужественного человека. Сказывалась закалка шахтерского детства. В полку все были уверены, что он станет неплохим летчиком. Но командир, подполковник Федорец, не привык судить о людях по первому впечатлению. Каждому из вновь прибывших он устраивал экзамен в воздухе. Наступила очередь и Бориса. Спарка вырулила на старт, раскатисто взревела двигателем и, промелькнув над взлетной полосой, решительно полезла вверх. Федорец сидел, откинувшись к спинке, не спуская взгляда с приборов. Волынов пилотировал уверенно, реагировал на малейшее отклонение заданного режима и вел машину строго по маршруту. За облаками Федорец несколько раз давал молодому летчику сложные вводные, по тот по терялся, действовал спокойно и хладнокровно, старательно демонстрировал свое умение, все, что познал и приобрел в училище. Весь полет командир молчал. Когда самолет зарулил на стоянку, удовлетворенно заметил:
— Неплохо. Учил вас в училище опытный инструктор. Так?
— Верно,- удивился Борис. — Вы знаете Шилова и Решетова?
— Нет. Не знаком с ними. Но почерк их чувствую.
Полеты, полеты, полеты... Учился Борис в небе, учился на земле, Комсомольцы части избрали его своим секретарем. Появились новые хлопоты, новые заботы. Днем — аэродром, занятия в классах, физподготовка. Вечером — университет марксизма-ленинизма, репетиции в клубе... Каждая минута на счету. Всюду успевать нужно. И он успевал.
На полках в холостяцкой комнатке теснились книги. На письменном столе фотография — улыбающееся девичье лицо. С Тамарой Савиной, дочерью шахтера, вместе учились в школе. Тогда и подружились. Потом она приехала к нему, стала его женой. Маленькая комнатка почти под крышей старого купеческого дома преобразилась — заиграла чистотой, согрелась уютом.
Однажды в Прокопьевск пришла телеграмма:
«Мама, Тамара уехала домой, береги ее. Ты скоро будешь бабушкой. Если родится сын, назовите Андреем. Я по-прежнему летаю. Все хорошо».
В тот год Борис Волынов вместе с первой группой будущих космонавтов приехал в Звездный. Начался новый этап и его жизни, жизни необычной, трудной, наполненной особым содержанием.
В дневнике Бориса есть такие строки:
«Почему мы стремимся в космос? В авиацию нас привело неудержимое желание летать, штурмовать скорости и высоты пятого океана. Если ты летчик, то небо и полеты для тебя главное, если хотите, вся жизнь. Небо... Оно бесконечно, как будущее. На него нельзя смотреть как на потолок планетария. Настоящий летчик все воспринимает гораздо глубже и тоньше.
А самолет... Теперь он пронизывает небо, словно артиллерийский снаряд. Крылья? Их нет. Маленький треугольник — вот и все. Огромнейшие высоты и скорости. Летчики знают небо от голубого до фиолетового. И как бы ни была сложна техника, она послушно подчиняется человеку.
Все мы немножко романтики, влюбленные в летное дело и небо, стремящиеся увидеть в труде поэзию жизни, ее смысл. Каждый из нас может припомнить свои промахи и горькие неудачи. Но если ты по-настоящему любил небо, то не отступал перед трудностями, шагал напрямую, а если и падал, то поднимался и снова шагал. А не мог шагать сам, опирался на руку товарищей и всеми силами, всей волей стремился в небо...