Похождения Келлера на этом не закончились. В декабре 1943 г. он был «в перестрелке между партизанами отряда имени 25 лет ВЛКСМ ранен, обезоружен и доставлен в райком», где получил от Альхимовича назначение в отряд имени Лазо на должность командира разведки. Теперь задания подчиненным выглядели следующим образом: «пойти по шоссе Минск — Слуцк и забрать оттуда коров и свиней». Без сомнения, командир разведки пополнил опыт партизан, научив их «взламывать замки и забирать незаметно» кур из сараев.
Допрашивал Келлера начальник НКВД Минского района, который заключил, что «виновность установлена полностью по всем фактам: мародерство, грабеж, насилие, избиение мирных жителей, беспробудная пьянка». Припомнили партизану и провал подполья, и сожженную деревню, и 15-летнюю девочку. Однако приговора ни в деле Келлера, ни в военных архивах нет. След этого человека обрывается в июле 1944 г., когда Келлер получил направление в ЦК КПБ. И это еще одна загадка неизвестной войны…
Газета «Народная воля» с 26 февраля по 29 марта 2010 года из номера в номер печатала книгу Ильи Копыла «Небышына: Вайна» (на беларуском языке). Эта публикация вызвала настоящую бурю. Никогда еще в редакцию не поступало столько писем-откликов. Вот некоторые из них.
Мы с женой (…) всю войну пережили в деревнях Верхомень Смолевичского района и Прыступовщина Дзержинского района. Все хорошо помним. И могли бы описать даже более жуткие сцены, чем это сделал автор «Небышина. Война».
Впрочем, и нашим семьям немцы сделали меньше вреда, чем бандиты из соотечественников. Приобретя каким-то образом в Смолевичах 3 спички, мать не успела разжечь печь, как назло в хату ворвались бандиты: «Отдавай, сука, спички!» Соседка Анна выдала. Использовав момент, мать бросила спички мне на печь. Я их быстренько спрятал между ногами под живот и залез в уголок. И вот, сильный луч электрического фонаря ударил мне в глаза, а острый конец штыка уперся в мой пуп: «Давай сюда, гадёныш, спички, заколю!» И волосатой лапой выдрал эти три спички. Наша хата и впредь осталась остывать и без тепла и без света.
Партизаны забрали покрывало, ватник, простыни, подушки и прочее. Ночью выдрали пчел, несмотря на то, что была зима. Летом украли корову, отвели в Дуброву, там зарезали и неделю пили. Мать, плача, просила отдать корову. Мы плакали навзрыд. Через несколько месяцев от холода и голода умер мой младший брат. Ограбленные партизанами, мы были буквально в лохмотьях, не было чего есть, не могли разжечь огонь.
А вот воспоминания моей матери, которой в начале войны исполнилось 14 лет: «От партизан страдали гораздо больше, чем от немцев. По ночам спать боялись. Партизаны приходили постоянно, забирали всё подчистую: одежду, обувь, продукты. Даже нательные крестики детей умыкнули. Вместе с кожухом, валенками, салом партизаны унесли и мамино платье».
Хорошо запомнил, как люди плохо отзывались о партизанах. Мне думалось, что это в нашем регионе они бездействовали, а в других регионах республики убивали фашистов на каждом шагу. Оказалось, нет. Партизаны отряда «За Родину» по ночам делали рейды по сбору продовольствия, избивали за сотрудничество и сочувствие немцам.
Во время войны, в 1941 году мне было 7 лет, и все, что происходило в те и в следующие годы, я помню отчетливо. Прочитанная повесть оживила в моей памяти рисунки прошлого, они будто ожили и зашевелились. Жили мы тогда в деревне Курицичы на Петриковщине. Моего отца на войну не взяли, ему в военкомате выдали «белый билет». Он сильно кашлял и плевал кровью.
Слово туберкулез в нашей хате не звучало, говорили чахотка или сухоты. Началась война. Появились немцы и партизаны.
1942 год, зима, морозы стояли сильные. Как-то ночью в окно нашей хаты постучали. «Кто там?» — спросил отец, подойдя к двери. «Свои, открывай». Двери открылись, в дом ввалились 8 мужчин. «Хозяин, зажигай лампу», — приказал один. Я спал на печи, выглянул из-за дымохода.
С другой половины дома в дверях появилась фигура матери. «Хозяйка, ставь на стол все, что есть. Хозяин, пока баба будет готовить закуску, доставай самогон».
Моя детская душа интуитивно ощущала, что от этих злых дядек ничего хорошего мы не дождемся. «Садитесь, пожалуйста, к столу», — сказала мать.