Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Вчера я умер, и меня
Старухи чинно обмывали,
Потом — толпа, и в душном зале
Блистали капельки огня.

И было очень тошно мне

Взирать на смертный мой декорум,
Внимать безмерно глупым спорам
О некой божеской стране.

И становился страшным зал

От пенья, ладана и плача…
И если б мог, я б вам сказал,
Что смерть свершается иначе…

Но мчалось солнце, шла весна,

Звенели деньги, пели люди,
И отходили от окна,
Случайно вспомнив о простуде.

Сквозь запотевшее стекло

Вбегал апрель крылатой ланью,
А в это время утекло
Мое посмертное сознанье.

И друг мой надевал пальто,

И день был светел, светел, светел…
И как я перешел в ничто —
Никто, конечно, не заметил.

1929. Харьков

^{486}

487. «Убийства, обыски, кочевья…»

Возник поэт. Идет он и поет.

Е. Баратынский

Убийства, обыски, кочевья,
Какой-то труп, какой-то ров,
Заиндевевшие деревья
Каких-то городских садов,
Дымок последней папиросы…
Воспоминания измен…
Светланы пепельные косы,
Цыганские глаза Кармен…
Неистовая свистопляска
Холодных инфернальных лет,
Невнятная девичья ласка…
Всё кончено. Возник поэт.
Вот я бреду прохожих мимо,
А сзади молвлено: чудак…
И это так непоправимо,
Нелепо так, внезапно так.
Постыдное второрожденье:
Был человек — а стал поэт.
Отныне незаконной тенью
Спешу я сам себе вослед.
Но бьется сердце, пухнут ноги…
Стремясь к далекому огню,
Я как-нибудь споткнусь в дороге
И — сам себя не догоню.

1929. Ленинград

^{487}

488. Счастье

Нынче суббота, получка, шабаш.
Отдых во царствии женщин и каш.
Дрогни, гитара! Бутылка, блесни
Милой кометой в немилые дни.
Слышу: ораторы звонко орут
Что-то смешное про волю и труд.
Вижу про вред алкоголя плакат,
Вижу, как девок берут напрокат,
И осязаю кувалду свою…
Граждане! Мы в социальном раю!
Мне не изменит подруга моя.
Черный бандит, револьвер затая,
Ночью моим не прельстится пальто.
В кашу мою мне не плюнет никто.
Больше не будет бессмысленных трат,
Грустных поэм и минорных сонат.
Вот оно, счастье: глубоко оно,
Ровное наше счастливое дно.
Выйду-ка я, погрущу на луну,
Пару селедок потом заверну
В умную о равноправье статью,
Водки хлебну и окно разобью,
Крикну «долой!», захриплю, упаду,
Нос расшибу на классическом льду.
Всю истощу свою бедную прыть —
Чтобы хоть вечер несчастным побыть!

1929

^{488}

489. «Горсовет, ларек, а дальше…»