И ты войдешь. И голос твой потонетВ толпе людей, кричащих вразнобой.Ты сядешь. И как будто на ладониБольшое поле ляжет пред тобой.И то мгновенье, верь, неуловимо,Когда замрет восторженный народ, —Удар в ворота! Мяч стрелой и… мимо.Мяч пролетит стрелой мимо ворот.И, на трибунах крик души исторгнув,Вновь ход игры необычайно строг…Я сам не раз бывал в таком восторге,Что у соседа пропадал восторг,Но на футбол меня влекло другое,Иные чувства были у меня:Футбол не миг, не зрелище благое,Футбол другое мне напоминал.Он был похож на то, как ходят тениПо стенам изб вечерней тишиной,На быстрое движение растений,Сцепление дерев, переплетеньеВетвей и листьев с беглою луной.Я находил в нем маленькое сходствоС тем в жизни человеческой, когдаИдет борьба прекрасного с уродствомИ мыслящего здраво с сумасбродством.Борьба меня волнует, как всегда.Она живет настойчиво и грубоВ полете птиц в журчании ручья,Определенна, как игра на кубок,Где никогда не может быть ничья.<1939>{527}
528. Почти из моего детства
Я помню сад, круженье листьев рваныхДа пенье птиц, сведенное на нет,Где детство, словно яблоки шафраныИ никогда не яблоко ранет.Оно в Калуге было и в РязаниТаким же непонятным, как в Крыму:Оно росло в неслыханных дерзаньях,В ребячестве, не нужном никому;Оно любило петь и веселитьсяИ связок не жалеть голосовых…Припоминаю: крылышки синицыМы сравнивали с крыльями совыИ, небо синее с водою рек сверяя,Глядели долго в темную реку.И, никогда ни в чем не доверяя,Мы даже брали листья трав на вкус.А школьный мир! Когда и что могло быСоединять пространные пути,Где даже мир — не мир, а просто глобус,Его рукой нельзя не обхватить…Он яблоком, созревшим на оконце,Казался нам, на выпуклых боках —Где родина — там красный цвет от солнца,И остальное зелено пока.Август 1939{528}