Советские спецслужбы и Красная армия

Документ № 3.1.8

Доклад уполномоченного Отдела военного контроля Регистрационного управления Полевого штаба РВСР В. Л. Герсона В. Х. Штейнгарду о незаконном расстреле заведующего Вологодского губернского отдела военного контроля — с просьбой доложить вопрос М. С. Кедрову

гор. Москва

24 декабря 1918 г.

Начальнику Отдела военного контроля

Регистрационного управления Полевого штаба

Реввоенсовета Республики т. Штейнгарду –

Уполномоченного для поручений В. Л. Герсона

ДОКЛАД

13 декабря сего года согласно Вашего предписания я командирован был с секретными поручениями — информациями в город[а] Ярославль и Вологду. 16 декабря я прибыл в Вологду и тотчас же направился в Вологодский отдел военного контроля. Начальника отдела П. А. Тернова я застал за усиленной работой. Тернов подробно информировал о положении вещей в Вологде и яркими красками рисовал мне положение политическое города Вологды. Вся работа Вологодского отдела, на первый взгляд, дала мне понять, что она крайне напряжена: за штабом 6-й армии идет успешное наблюдение, есть достаточно данных, указывающих о существовании белогвардейской организации под названием «Северное сияние», работающей в районах Вологды. Из информации т. Тернова я усмотрел, что Военный контроль в Вологде встречает постоянно препятствия при исполнении своих функций. Тут же т. Терновым была брошена следующая фраза: «Нечего Вам рассказывать, как штаб 6-й армии настроен против нас, я никого не боюсь, и я работаю, пока моей физической силы хватит[936]. Слишком мало еще понимают задачи военного контроля». Как на единственного хорошего работника-коммуниста при штабе 6-й армии указал мне на военного инспектора 6-й армии т. Шайкевича. Тов. Шайкевич пользовался репутацией как незаменимого работника, знающего свое дело. По словам т. Тернова, тот же Виктор Шайкевич состоял секретным сотрудником Вологодского отдела военного контроля. Во время моего беседования т. Тернов звонил куда-то и справился о спирте. Из разговора я понял, что спирт необходим был Тернову для выполнения какой-то задачи военного контроля. В тот же вечер в отдел военного контроля явился Виктор Шайкевич, и мы все (то есть Тернов, помощник его Воронцов, Шайкевич) просидели почти до самого утра. Разговор все время носил характер чисто политический.

Главное внимание обращено было на штаб 6-й армии и фронта. Тернов тут же коснулся (как раньше со мной в его кабинете) личности помощника военного руководителя 6-й армии Нора и бросил следующую фразу: «Медлить нельзя, надо решительно взяться за дело». О Норе т. Тернов передал мне следующее: Нор был командиром 2-го батальона 3-го Номерного полка, и он почти единственный из командного состава оказался не расстрелянным, хотя и был арестован. По добытым агентурным сведениям и наблюдениям эта личность представляла из себя очень хитрого человека. Во время одной беседы (легкого опьянения) с врид начальника Вологодского военного контроля Алексеем Шайкевичем Нор проболтался, что он «якобы провокаторским образом» проходил белогвардейский Панютенский штаб, назвал различные фамилии явно белогвардейцев и указал даже на улицу Жуковского в Петрограде и на другую, где существуют белогвардейские штабы. Все это заставило Тернова как начальника Вологодского отдела военного контроля принять решительные меры против Нора. Об этом же указал Алексею Шайкевичу председатель военно-полевого трибунала 6-й армии т. Миничев.

На следующий день, 17 декабря, Терновым была получена телеграмма из Нядомы от т. Дюкова с сообщением о внезапной смерти т. Зейберлинга (заведующего военно-контрольным пунктом ст. Коноша) вследствие отравления денатуратом. Известие сильно взволновало Тернова, и тотчас же командирован был сотрудник Вологодского отдела в Коношу для производства расследования. В тот же день ожидался приезд т. Дюкова, но около 5 часов вечера Дюков сообщил, что задерживается в Коноше. При мне т. Тернов звонил по телефону т. Розовскому (член военно-полевого трибунала 6-й армии) — разговор шел о получении спирта[937] и закончился тем, что Тернов обещал сейчас идти в трибунал.

В тот же вечер т. Тернов был в Рев[олюционном] военно[м] совете 6-й армии и у т. Кузьмина[938] (военком 6-й армии). Около 7 часов вечера т. Тернов вернулся и сообщил мне, что Реввоенсовет в виде ссуды, взаймы отпустил ему для нужд Контроля 60 тыс. руб. и указал, что командарм 6-й Самойло отказал ему категорически в отпуске денег, но т. Кузьмин, наложив соответствующую резолюцию, получил санкцию командарма. Немного спустя пришел т. Орехов[939] (политический контролер) и сообщил Тернову, что ему удалось получить спирт. Тут же при мне т. Тернов позвонил Шайкевичу, и разговор был следующий: «Есть. Пригласи Нора и приезжай к 8-ми сюда»[940].

Я выразил желание идти вместе с т. Терновым, он согласился и просил меня даже надеть штатский костюм. Приехал немного спустя Виктор Шайкевич и, зайдя в кабинет, сказал: «Едем, извозчик ждет». Переодевшись в черкеску, т. Тернов, подойдя ко мне, сказал: «Лучше останьтесь здесь, чтобы не было незнакомого лица». Я согласился. Зайдя вместе с т. Терновым в его кабинет, он мне сказал: «Да, придется поневоле с этим типом пить и, может быть, из-за такой преступной физиономии можешь и головой поплатиться, когда выведешь его на чистую [воду]». Я спросил Тернова, кто поставлен в известность о Норе. «Кузьмин и Розовский знают, говорил я также с Миничевым». И тут же, попрощавшись со мною, вышел вместе с Шайкевичем, обещая вернуться через 4 или 5 часов.

Больше я с Терновым не видался, т. к. по постановлению военно-полевого трибунала 6-й армии он расстрелян был 18 декабря.

19 декабря в 11 часов утра по телефону звонил т. Плавнек (член военно-полевого трибунала 6-й армии) и сообщил т. Воронцову следующее: «Здесь говорит Плавнек. Тов. Тернов находится в военном полевом трибунале и обвиняется в тяжком преступлении. Его последние слова были: «„Пусть Воронцов подписывает за меня бумаги — освобожусь, приду“». И этим закончился телефонный разговор. Тов. Воронцов не придал никакой серьезности разговору, ибо полагал, что это шутка со стороны Шайкевича (Шайкевич часто любил шутить по телефону с Воронцовым).

В 3 часа т. Воронцов послал коменданта отдела военного контроля узнать, где Тернов. Спустя некоторое время комендант вернулся, сообщив, что Тернов расстрелян после часу дня. Сейчас т. Воронцов направился к т. Кузьмину, который сообщил ему, что он, Воронцов, вступает врид начальника отдела военного контроля. Он указал т. Воронцову, что он знал о предполагавшейся выпивке и добавил, что они должны были закончить, а Тернов вместе с Шайкевичем и Нором устроили дебош на улице, ранили агента уголовно-разыскного и, как коммунисты, вина их тяжела и они подлежали расстрелу.

Узнав обо всем этом, я немедленно проверил денежные суммы Вологодского отдела военного контроля, которые оказались правильными и налицо, и выразились в 5579 руб. 60 коп. Ассигновка на полученные 60 тыс. руб. еще не была прислана из Реввоенсовета. Временно я также уполномочивал т. Воронцова вступить в должности врид начальника Вологодского отдела военного контроля. В тот же день я был в военно-полевом трибунале 6-й армии и имел беседу с тт. Миничевым и Розовским. Тут же на имя председателя полевого трибунала мною было подано заявление с просьбой о выдаче мне как уполномоченному Военного контроля Республики копию постановления приговора и копию протокола следствия по делу Тернова, ввиду необходимости представления выше просимых бумаг в центр[альный] Военный контроль Реввоенсовета Республики.

Я заинтересовался, почему приговор был так скоропалительно приведен в исполнение. Почему военный полевой трибунал не сообщил об этом в Военный контроль, тем более что на скамье подсудимых и приговоренного к смертной казни сидело лицо, в руках коего были секретные вещи. На первый вопрос т. Миничев мне ответил: «Иначе нельзя было». А когда я ему доказывал, что смертный приговор этот ничуть не был бы изменен, а лишь трибунал совершил бы формальную обязанность, он мне ничего не ответил, лишь спустя некоторое время сказав: «Мы перед красноармейцами должны были это делать сейчас»[941]. Что касается моего второго вопроса, то т. Миничев полагает, что особо секретные вещи у Тернова быть не могли, т. к. он тоже знал, что делается в Контроле.

Что касается выстрелов, в данных агента и часового коммунистической роты — остались, по словам Миничева невыясненным. И неизвестно, кто из трех осужденных стрелял. Розовский передал мне последние минуты т. Тернова перед смертью, сказав: «Они, Тернов и Шайкевич, умерли храбро, как коммунисты»[942]. При исполнении смертного приговора присутствовали т. Плавнек и т. Розовский — оба члены военно-полевого трибунала, оба хорошие знакомые Тернова и Шайкевича.

Я заинтересовался обстоятельствами, был ли произведен осмотр браунинга Тернова, оказавшегося у Шайкевича, и сколько пуль находилось в обойме. Тов. Миничев ответил, что револьвер находится в Чрезвычайной комиссии и что это в сущности не меняет дело[943]. При моем разговоре с тт. Миничевым и Розовским присутствовал т. Воронцов. Тов. Воронцов просил о выдаче браунинга Тернова и прочих вещей Тернова, указав, что черкеска принадлежала гардеробу военного контроля. Браунинг обещали затребовать из чрезвычайной комиссии, но насчет вещей вряд ли удастся их получить, т. к. обыкновенно после расстрела забирают красноармейцы. Когда я 19 декабря явился в военно-полевой трибунал для получения копии бумаг по делу Тернова, т. Миничев указал, что трибунал, рассмотрев мое заявление, постановил выдать лишь копию постановления приговора, а копия со следствия может быть выдана лишь потерпевшим, пострадавшим и обвиняемым. И с этой резолюцией мне вручено было постановление приговора военно-полевого трибунала.

У тов. Плавнека я просил показать мне последние показания т. Тернова, в чем мне не было отказано. Знакомясь с показаниями (собственноручно им писано), т. Тернов показывал приблизительно следующее: передает случаи фактической выпивки вместе с Нором и указывает, что это необходимо было для того, чтобы раскрыть преступную физиономию Нора и добавляет[944]: «Результаты налицо, но я не пьяница». Тернов показывал, что о вышеизложенном мною поставлено было в известность коллегия и центр (под центром он, наверное, подразумевал меня, т. к. тов. Розовский указал мне, что тов. Тернов ему также передал, что из Москвы приехал уполномоченный и что он, Тернов, поставил его в известность). Насчет выстрелов Тернов категорически заявляет, что он не стрелял[945]. Браунинг висел на поясе в кобуре и был кем-то вытащен — Нором[946] или Шайкевичем, причем выстрел раздался спустя выстрелов, направленных в них. Дальше т. Тернов в кратких словах рисует тяжелую работу Военного контроля и находит, что при исполнении задач Военный контроль не может остановиться ни пред какими мерами. Когда я заинтересовался о выстрелах (ибо накануне с т. Розовским мне лишь указали на факт ранения агента уголовного, но ничуть не упоминали о какой-то перестрелке). Тов. Плавнек указал мне, что сперва были даны несколько выстрелов холостыми, а потом последовали ответные выстрелы[947]. На этом закончился мой официальный разговор в полевом трибунале. Должен указать, что т. Миничев, т. Розовский, т. Берг (все члены полевого трибунала) при мне жалели Тернова и указали, что Тернов не стрелял.

На меня лично это произвело некоторую странность в смысле быстротечности исполнения смертного приговора и тем более когда установлен факт, что Тернов не стрелял и что состояние не давало возможности совершить какое-либо преступление. Как лицо, поставленное во главе губернского Вологодского отдела военного контроля, полевой трибунал (по-моему) должен был поставить заранее в известность в случившемся факте то учреждение, начальником которого являлся расстрелянный т. Тернов.

На общем собрании сотрудников отдела Вологодского военного контроля, на котором я присутствовал, я констатировал факт, что Тернов пользовался неограниченной любовью и доверием всех сотрудников[948]. Как человек, с первого взгляда, он произвел на меня очень хорошее впечатление: выдержанность, любовь к работе чувствовалась у него сразу. Из личной моей частной беседы с т. Терновым укажу на факт, на который Тернов обратил внимание: обрисовав работу штаба, Тернов недоумевал теперешнее отношение командарма Самойло к нему: «Когда я был адъютантом у т. Кедрова, тогда я для Самойло был Павлом Александровичем, ибо возле меня беспрестанно работал неутомимо т. Кедров, а теперь я, как начальник военного контроля, меня крайне недолюбливают, крайне неохотно со [мной] говорят»[949].

Сотрудники отдела Вологодского военного контроля, вручив мне наказ по поводу расстрела Тернова, единогласно умоляли довести до сведения центра, бюро фракции коммунистов при Отделе военного контроля Республики и известить также т. Кедрова, как бывшего первого начальника Тернова. Таковы обстоятельства дела[950].

К вышеизложенному докладу мною при сем прилагаются:

1) Секретное заявление сотрудника Вол[огодского] отд[ела] в[оенного] к[онтроля] за № 11 от 20 декабря.

2) Доклад Вол[огодского] отд[ела] в[оенного] к[онтроля].

3) Наказ общего собрания сотрудников Вологодского отдела[951].

4) Копия постановлен[ия] пригов[ора] в[оенно]-п[олевого] тр[ибунала] 6-й армии.

5) Заявление сотрудника следств[енной] комисс[ии] Архангельского района т. Миллера[952].

В. Л. Герсон

Помета В. Х. Штейнгарда[953]

: «К сведению т. Кедрову 25/XII.[19]18. ВШ».

Помета[954]

: «Аралову[955]. Серпухов»[956].