В середине 1920-х гг. А. Г. Васильев был демобилизован и направлен на литературную работу — в «Известия ЦИК СССР и ВЦИК Советов». В 1925 г. А. Г. Васильев сделал по-настоящему доброе дело: внес решающий вклад в выведение на чистую воду Ю. М. Стеклова (Нахамкиса), который входил еще в соглашательский ЦИК I созыва и длительное время был, как и сам А. Г. Васильев, видным советским парламентарием. ЦКК и Московская контрольная комиссия РКП(б), укрепляя свой авторитет и демонстрируя «объективность» в выборе кандидатов на образцово-показательные расправы, расследовали жалобу А. Г. Васильева на Ю. М. Стеклова со рвением тем большим, что последний не первый год мозолил глаза высшему большевистскому руководству. Установили: «Тов. Стеклов в „Известиях…“ создал такую обстановку, которая не была похожа на партийную, а скорей — на барскую обстановку. Когда т. Стеклов входил в кабинет, никто не смел пикнуть: так расправлялся т. Стеклов со своим аппаратом. Когда в его кабинет, уже в нашем присутствии, приходили партийные и беспартийные сотрудники, — они тряслись, когда стояли перед ним. Не было никакой товарищеской обстановки, а была обстановка рабская и недопустимая в нашей жизни, при советской власти. Кроме того, т. Стеклов иногда сотрудников, партийных и беспартийных, использовал для своей работы, которую он издавал, использовал их в рабочее и в нерабочее время. […] У т. Стеклова была работа по переводу Бакунина. Это была работа очень трудная и кропотливая: нужно было подбирать письма, и он эту работу издавал, правда, по заданию высших органов. Тов. Стеклов для сборки этих писем привлек тех товарищей, которые там работали. […] Один товарищ попытался отказаться от этой работы по переводу. [Стеклов] ему сказал: „Если не возьмешь, то будут сделаны соответствующие выводы“. Так делал т. Стеклов. Между прочим, товарищ набрался мужества и отказался, но после т. Стеклов… начал игнорировать [его]. Таким образом, создалось известное отношение к этому товарищу. […] Вся работа т. Стеклова в „Известиях“ заключалась в том, что он писал передовицы. Писать передовицы он был мастер. Но только этим и занимался»[1093]
. По сути коммунистическая ячейка «Известий ЦИК СССР и ВЦИК Советов» в составе около сорока человек и ее бюро, четверо из семи членов которого были представителями администрации, представляла собой «придаток… при… администрации»[1094] в составе четырех человек. ЦКК и МКК РКП(б) провели тщательную трехмесячную работу (для сравнения — ячейку Государственного политического управления в составе полутора тысяч человек ЦКК и МКК проверили за один месяц)[1095], поскольку Стеклов «пользовался известностью в […] партии — и с отрицательной, и с положительной сторон»[1096]. К коммунистической ячейке был применен «целый ряд мер организационного характера в смысле ее изменения и реорганизации»[1097], после которых ячейка заработала. Стеклова же «сняли […] не только с „Известий ЦИК“, но и из других мест: как, напр[имер], не провели его во ВЦИК»[1098].Окончательное решение вопроса состоялось в узкой коллегии Политбюро ЦК РКП(б) — во фракционной сталинско-зиновьевской «семерке» (шесть из семи членов Политбюро плюс председатель Центральной контрольной комиссии). Входивший в нее В. В. Куйбышев твердо отстаивал точку зрения возглавляемой им ЦКК, Г. Е. Зиновьев, который, несомненно, поддержал бы Ю. М. Стеклова как товарища по «литературной» работе в партии, на заседании отсутствовал. Об этом мы знаем из обмена записками Г. Е. Зиновьева и И. В. Сталина, состоявшегося, скорее всего, на одном из заседаний Политбюро. Зиновьев: «По-моему, слишком жестоко судят его. Выговора достаточно. 30 лет работает. Газета ведется литературно хорошо. Нельзя ли сегодня решить только выговор, а вопрос о снятии отложить?» Сталин: «Жаль, что Вас не было в семерке. Я там дрался и добился смягчения. Предлагаемая резолюция есть смягченная,