Мне не жалко, но почему не спросить-то? Я может, обрадовался, сказал, иди, купи! Смотрю, деньги вроде на месте. Что ж тогда? Сел за стол, а Галя тарелку достает и разбивает её вдребезги. Я уж думаю, не заболела ли она чем? А то она такая.
– Галя, – говорю, – ты не заболела?
А она веником осколки заметает, и какое-то лицо у нее розовое, чуть ли не румянец!
– Нет, – говорит, – Валера. Только голова кружится.
А я думаю, с чего бы? Уж не увлеклась ли она кем? А то она такая. Как-то пришла вечером и рыдает.
– Я, – говорит, – Валера мужчину встретила. У него такая судьба! Детский дом, четыре отсидки, на ноге написано Зина, а на плече голая женщина, Валера! Он мне сам показал. А сердце какое доброе! А лицо! Шрам Валера от ножа, он эту Зину защищал, а она продала все его вещи и уехала! Он мне сумку до дома донес, говорит, вы такая милая. Так и сказал…. Ну какой человек! И имя у него такое красивое. Лёня!
Так она вещи мои стала разглядывать.
– А эта рубашка, – спрашивает, – тебя не мала? А, по-моему, мала. А эти носки? Их уже выбрасывать пора. А брюки?
Я-то не понял сначала, а потом гляжу, у меня вещи стали исчезать! Крем для бритья! Так она суп сварит, в банку нальет.
– На работе, – говорит, – поем.
Я не знал, что мне делать. То ли бабу голую на плече нарисовать, то ли Галя на ноге написать. Охота было пойти вслед за ней и морду ему набить.
– Галя, – говорю, – да ты домой его позови! Пусть он поест вместе с нами, увидит, что муж у тебя есть, в конце-то концов!
Так она вечером с работы пришла и чуть не рыдает.
– Валера, – говорит, – он не может придти. Ему срочно ехать надо, и, скорее всего в товарняке, его разыскивают за грабеж. Но он так благодарил тебя за доброту, спасибо, говорит, спасибо вам, родные! Вот ручку тебе передал из пластигласа, – она протянула мне ручку. – Я и не знала Валера, что ты такой добрый человек. Что у тебя такое доброе сердце. А я носки ему отдала твои, и рубашку….
– Да ничего, – говорю я, – пусть носит на здоровье.
– Ты очень добрый, – снова говорит Галя, а у самой слезы на ресницах блестят. – Спасибо тебе.
А сейчас я смотрю на нее и думаю, что опять с ней? Деньги вроде на месте, Леня в товарняке, она не больна. Что ж тогда?
– Валера, – говорит Галя, а у самой голос дрожит, – я видела Зину. Она говорит, что Лёня спит дома пьяный, – она закрыла лицо руками. – Как же так? Ведь он сказал, что у него никого нет! Он один! Один на всем белом свете, – она посмотрела меня сквозь слезы. – А у него жена, Валера и трое детей!
– Так я тоже ее видел, – начал врать я. – Она говорит, я все осознала и вернулась. Не могу, говорит жить без него, люблю, сил никаких нету! Тем более у нас говорит дети. А он от радости напился и никуда не поехал. И все-то пьет, не может поверить, что Зина вернулась…..
– Правда? – говорит Галя и слезы вытирает полотенцем. – А я тоже подумала, что он не может меня обмануть. Он честный человек. У него глаза честные… – она на мгновение задумалась. – Ну, как же хорошо, что Зина вернулась! Поняла, наконец, что такого человека нельзя предавать. Нельзя!
Театр
Весь мир вращается вокруг женщин! И мы кстати тоже. Да я куда ни посмотрю, всюду мужиков вижу. Как они туда-сюда носятся. Кто с цветком бежит по эскалатору, кто в телефонной будке стоит, чуть не рыдает, кто в очереди. Да с нами что хотят, то и делают!
Да мы ночами не спим! Как вообще на работу ходим, не знаю. Откуда только силы берутся? А как вечер так бежим с ними в театр, или в концерт и сидим там с одними мыслями. Доколе? Да мы не понимаем, что там за беготня за такая. Что за прыжки?
Мы-то сели в грузовик в Михин да в лес приехали. И сидим там на пнях, на природу смотрим, на муравейники. Много ли надо? Костер развели, песни попели.… Вот она, жизнь! Потом в палатку легли и лежим, разные истории рассказываем, детство вспоминаем. И сердце сжимается, и плакать охота.
На утро встаем родные такие.… Так бы жили в лесу, если б не завод. А из-за женщин приходится на сцену смотреть, когда жрать охота и сил никаких нет! Я как-то пришел с дамкой в театр, думаю, отдохну хоть, забудусь. Сели с ней, сидим, а народ кругом, дамы в воротниках и с биноклями. Возле меня присела одна, веером машет, будто ей жарко. А у самой шляпа на голове чуть ли не с перьями и перчатки до локтей.
Я сижу, и интересно мне стало. Мужчины при бабочках, кто с тростью, кто в очках. И волосы чем-то намазали, они аж блестят. И платки достают и лица промакивают, будто из ванны только что вышли и дамок своих усаживают, а те программки читают и по сторонам поглядывают. А кругом красный бархат, люстры качаются, светильники горят и запахи такие, что голова кругом!
А мне жрать захотелось, как никогда! Что ж, думаю, я котлет-то с собой не понабрал? Можно сказать, впервые бы в жизни поел сидя в кресле. Да еще среди женщин, которым без конца жарко. Так они стали воротники с себя снимать. Я смотрю и глазам своим не верю! И это в нашей стране!
А они сидят с голыми спинами и хоть бы что! И не стыдно! А я не пойму, как такое можно шить? На каком предприятии? Да это уму не постижимо!