Советский Фауст

Ты будешь тешить обонянье,
И вкус, и даже осязанье —
Все, все тебе доставлю в дар!

Конечно, это случайное совпадение, и если «шутки в сторону», по моему мнению, лишь зрение и слух как «социальные чувства», способные к абстрагированию, имеют право быть представлены в музыке. Меня больше удивило другое — неужели он на самом деле светомузыкой занимался еще в те годы, во времена Ленина? Приметив на моем лице недоверие, Лев Сергеевич разыщет впоследствии фотографию светового прибора и пришлет мне копию (рис. 10). Да, все точно, так и было!..

^{Рис. 10. Световой инструмент Л.С.Термена (1922 г.-?)}

Петроград, Москва, Псков, Нижний Новгород, Минск, Ярославль, Рыбинск — более 150 выступлений в Советской России, в ее городах и селах, с «радиомузыкой», с синтетической музыкой, в стране, которая для западного писателя была «во мгле».

И вновь не могу отказаться от возможности поделиться ароматом пожелтевших газетных листов того прекрасного, жестокого, пусть порою, местами, и безграмотного времени:

— «Разрешение проблемы идеального инструмента. Приблизительно шестьдесят октав слышимых звуков, в том числе двадцать четыре октавы музыкальных звуков, вместо шести на рояле, звуки освобождены от „примесей“ материала. Начало века радиомузыки».

— «Новый источник энергии в приборе Термена позволяет управлять звуком гораздо совершеннее, чем на любом инструменте. Обычными европейскими нотами невозможно даже записать восточную песню, гораздо более мелодически богатую. Принцип, использованный Терменом, обещает возвратить музыке чистый акустический строй».

Его концерты посещают и поклонники техники, и служители муз. Наш пострел везде поспел — побывал, оказывается, на терменовском выступлении и упомянутый выше Дрейден Симон Давидович.

«Мне вспоминается, — писал он через много лет, — зимний день 1923 года, когда терменвокс впервые появился на прославленной, знавшей лучших музыкантов мира эстраде Большого зала Петроградской филармонии. Собрался весь цвет тогдашнего музыкального Ленинграда — от маститого А.К.Глазунова до совсем еще юного Шостаковича. Не без предубеждения посматривали многие на странный аппарат, одиноко стоявший на эстраде, но, пожалуй, общим и для испытанных, и для начинающих любителей музыки было ощущение чего-то сверхъестественного, когда по мановению рук изобретателя, лишь приближавшихся к этому сооружению, но отнюдь не касавшихся, возникали и лились завораживающие, не то скрипичные, не то виолончельные, не то напоминавшие флейту звуки рахманиновского „Вокализа“». (Кстати, именно на этом концерте, — если быть точнее, состоявшемся 19 декабря 1922 г., — Термен впервые демонстрирует возможность соединения электромузыки с танцем и светом.)

С подобными восторженными отзывами поделился и известный композитор-музыковед М.Ф.Гнесин, после очередного концерта Термена в Московском Политехническом музее. Показательно название его статьи в «Правде», написанной совместно с не менее известными музыковедом Е.Браудо и композитором А.Авраамовым: «Электрификация музыки». Все вполне закономерно: «электрификация всей страны» естественно включала в себя и «электрификацию музыки». Как романтично и как революционно — почти как в гениально-косноязычных рассказах А.Платонова выглядит все это в изложении прессы тех лет: «Ильич выдвинул на первое место кино, так как это электрифицированный театр, допускающий размножение... Изобретение Термена — музыкальный трактор, идущий на смену сохе...»!

Термен до конца своей жизни сохранил преклонение перед Лениным, считая встречу с ним историческим событием для нового искусства, и не уставал повторять фразу Ленина, сказанную им после знакомства с терменвоксом: «Я всегда говорил, что электричество может творить чудеса. Хорошо, что именно у нас электрифицирована даже музыка!» Для Термена, для музыканта, который «щупал электричество руками», который был с электричеством «на ты» (оставаясь на «Вы» — с музыкой), это, конечно, было высшей оценкой, высшим признанием.