Советский пломбир

Вышел Димок. Посмотрел на жену. Завивка у нее от беготни растрепалась, поникшие щеки горели, кофтенка и полные руки были испачканы черной краской, широкая юбка с резинкой, до смерти надоевшая, делала Любовь Петровну еще больше похожей на колобок. Зато глаза у нее были как в семнадцать лет на хуторе, когда она убегала с Димком на речку.

Любовь Петровна открыла сумку, свою большую коричневую сумку, которая еще на рынке не понравилась Димку, но Люба ее купила, потому что "немаркая"… Она достала прыгалки и зашипела:

— Щас задушу твою шалаву.

И тут у Димки тоже все всколыхнулось. "Вот жизнь, — он подумал, — тает, как мороженое, только успевай облизывать". Он улыбнулся и спросил:

— Мать, ты шо тут цирк устроила?

— Что ж твоя курва не выходит? — Любовь Петровна размотала прыгалки. — Спугалась?

— Ты что меня позоришь? — Димок наступал. — А ну пошли домой!

— Пусти! — кричала Люба. — Пусти! Я убью твою проститутку!

Димок скрутил ее прыгалками и потащил к машине задней стороной двора, Любовь Петровна упиралась, как разъяренная телушка.

— Ты как меня нашла? — шипел Димок.

— А! — кричала Любовь Петровна. — Ты думал, Люба — дура! Ты думал, я тебя не поймаю?

— Сама нашла?

— Сама!

— Да шо ты брешешь! Кто научил? Говори! Придушу эту сволочь!

— А я тебе тоже изменила! — закричала Любовь Петровна. — С кумом! Когда старшой был маленький! Тебя в командировку посылали, а кум за болгаркой приходил!

За кума Любовь Петровна получила в глаз. Димок затолкал ее в машину и повез разбираться на соседнюю улицу, за мастерские «Кубань-шина», там у него был гараж.

В салоне было тесно, душно, мощность кондиционера не была рассчитана на жаркую Любовь Петровну, но Димок клялся, клялся, клялся:

— Все твое, Люба! Все твое! И трешка твоя, и двушка, и однокомнатная!

— И дача! — загорелась Любовь Петровна.

— И дача!

— И машина?

— И машина! — застонал Димок.

— Чи еще любишь? — прижалась крепче Любовь Петровна, и Димок рухнул: — Люблю!

Он открыл дверь, но и на улице было не легче, как обещали +42, так и жарило.

— Ох, сейчас бы в холодильник, — он сказал, застегивая порванную рубашку.

— Дима! — вскочила Любовь Петровна. — Скорее! Поехали! Я Славика забыла в холодильнике!

Они приехали в "Кубань-холод» около семи вечера. Димок долго сигналил, а Любовь Петровна стучала по воротам. Охранник спал крепко.

— Меня посадят! — кричала Любовь Петровна. — У меня Славик под замком остался! В одних шлепках!

Холодильник открыли. Любовь Петровна шагнула из жаркого лета в мороз. Она испуганно посмотрела на мужа с охранником и прислушалась. В глубине ледяного склада раздавались глухие удары. Любовь Петровна вспыхнула и побежала на звук.

— Славик! — она звала. — Славик! Ты живой?

— Шо вы за дерево, Любовь Петровна, — он начал на нее ругаться. — У вас тут просрочка с девятьсот пятого года…

— Славик? — Любовь Петровна даже удивилась. — Ты не помер?

Нет, он не помер. Не замерз и даже не простудился. Все пять часов пока Любовь Петровна бегала по жаре, Славик перекидывал ящики с мороженым. Он вспомнил секцию по тяжелой атлетике и тягал пломбир, как гири. Заодно разобрал все завалы на дальних стеллажах, нашел заныканное масло, заледеневший сахарок и ящик пломбира, который завалялся со времен Советского Союза. К сожалению, я узнала об этом слишком поздно, мне не досталось ни одного стаканчика.