Советский полпред сообщает…

– Ваши уловки – виноват, ваши условия, – ответил Барту, – подрывают пакт. А Берлин тем временем предлагает всем двусторонние договоры о ненападении, чтобы сорвать систему коллективной безопасности. Поляки первыми клюнули на эту приманку. А что дал Варшаве этот договор? Разве он служит препятствием для предъявления ей территориальных претензий со стороны Германии?

– В какой-то мере…

– Ни в коей мере, – горячился Барту. – Германо-польский договор лишь подорвал позиции Франции, ослабил нашу систему союзов на востоке. В Варшаве мне сказали, что отныне Польша будет уступать Германии, она не собирается участвовать в Восточном пакте, если в нем будет представлена Советская Россия. И все же Восточный пакт необходим. Прага и Бухарест относятся к нему благоприятно. Югославский король Александр – с ним я хочу встретиться еще раз – также положительно расценивает идею пакта. Ведь восточноевропейские страны – и Польша в том числе – только с помощью пакта смогут опереться на Россию, чтобы противостоять Германии. В силу географических факторов Франция способна оказать им лишь косвенную помощь.

– А понадобится ли помощь вообще?

– Уверен, что понадобится.

– Мне кажется, вы переоцениваете опасность. Лающие собаки редко кусают. Вы, по-моему, просто недолюбливаете Германию, – шутливо сказал Саймон.

– Ваше замечание, сэр Джон, напомнило мне недавний визит в Париж сподвижника Гитлера фон Риббентропа. Он запугивал меня красной опасностью, а в итоге назвал неисправимым германофобом. Это не так. Я лишь реально смотрю на вещи.

В это же время в другом конце зала советник германского посольства в Лондоне говорил вполголоса итальянскому послу:

– Когда я получил из Берлина телеграмму с подробностями о Восточном пакте, я подумал, что там что-то перепутали. Настолько чудовищной и нелепой показалась мне эта затея. Собственно, что нам предлагают? Включиться в систему, где господствующее положение займут Франция и СССР, они будут держать Германию в железных клещах.

Одновременно Москва обеспечит свой тыл на случай неприятностей на Дальнем Востоке.

– Как вы полагаете, каков будет ответ Берлина?

– А разве срочно нужен ответ? Можно подождать, пока другие страны выдвинут побольше возражений и оговорок в отношении этой большевистской ловушки. Можно заключить побольше двусторонних договоров о ненападении – дорога к ним теперь открыта, пакт с Польшей вывел нас из дипломатической изоляции. А там… Там посмотрим. Идея пакта может рухнуть сама или…

Советник замолчал, с удивлением посмотрев на проходившую мимо пару. Это были полпред Советского Союза в Англии Иван Михайлович Майский и депутат британского парламента Уинстон Черчилль.

Майскому было пятьдесят, из них двенадцать отданы дипломатии. Экономист по образованию, он третий год работал полпредом в Лондоне. Англию Майский знал прекрасно, написал о ней несколько книг. У него был солидный опыт дипломатической работы – в аппарате НКИД, советником в Лондоне и Токио, полпредом в Финляндии. Приехав первый раз в Англию безвестным эмигрантом из царской России, он двадцать лет спустя вернулся сюда полпредом Советского Союза.

Майский сумел установить прочные контакты в самых разнообразных кругах. Этому способствовали его общительность и эрудиция. Коренастого, круглолицего, с добродушной улыбкой на скуластом лице, с усами и бородкой узкой полоской, полпреда можно было видеть в аристократических салонах и в министерствах, на фабриках и в музеях, в Букингемском дворце и на приемах.

Знаменитый потомок герцога Мальборо был на десяток лет старше Майского. Черчилль уже пять лет не занимал никаких министерских постов, являясь лишь депутатом парламента, но отнюдь не рядовым – он пользовался огромным влиянием в Вестминстере. У него был богатый политический опыт – в молодости он сделал блестящую карьеру и сменил множество министерских кресел. В Лондоне откровенно поговаривали, что серые и мелковатые премьеры последних лет побаивались включать Черчилля в свой кабинет – он подавил бы их своим острым умом, силой характера и авторитетом.

Черчилль был похож на некрупного медведя. По его тщательно выбритому лицу постоянно блуждала язвительная улыбка, взгляд был колючим. Над высоким лбом колыхался хохолок рыжеватых волос. В зубах – неизменная, сигара. Движения его были медлительны, но сравнительно легки, несмотря на полноту и возраст. Взяв Майского за локоть, Черчилль говорил на ходу: