Советский шпионаж в Европе и США. 1920-1950 годы

Из-за гигантских размеров и вездесущности советской разведки и из-за тайн, которые его окутывают, трудно даже оценить его истинные роль и значение. Многие в прошлом преувеличивали добродетели нашего «великого союзника» и часто были склонны занижать размеры советской разведывательной деятельности, несмотря на факты, которые свидетельствовали об обратном. Другие, напротив, стремились преувеличить его размеры и опасность и даже говорили о его превосходстве и непобедимости. А на самом деле баланс советских послевоенных разведывательных операций не может считаться полностью положительным. Наряду с успехами и даже блестящими победами, у него случались и провалы, неудачи, болезненные потери престижа и разоблачения. Потери были значительными, и более того, они со временем всё возрастали.

Во многих отношениях советская разведка повторяла принципы построения Советской Армии: численное превосходство при более низком качестве. Соотношение между размерами и эффективностью, оставшееся как вековое наследство русской истории, сохранилось и по сей день, и будет, скорее всего, сохраняться в обозримом будущем. Чрезмерная централизация, пренебрежение к человеческому фактору, коммунистические предвзятые взгляды при оценке событий и плохие методы оценок — непременные элементы советской разведывательной системы — снижали ее качества и мешали выйти на первые места в мировой разведке.

Крайняя централизация — главный элемент тоталитарной системы, — логичная и разумная на бумаге, становится абсурдом и причиной слабости в жизни. Вполне логично, что каждый шаг, предпринимаемый агентами разведки за рубежом, должен быть известен и заранее санкционирован Москвой, потому что даже отличные знания и способности резидента не позволяют добиться таких результатов, какие имела разведывательная система в целом.

Правило, запрещающее вербовать агентов без разрешения Москвы, могло бы показаться разумным и необходимым, потому что в центре могут организовать такую проверку, которую не сможет сделать ни атташе, ни кто-то из руководителей агентурных групп. Там есть архивы НКВД, включая и заграничные дела, доступные немецкие архивы, добытые в 1945 году. Другие данные находились в распоряжении Коминтерна — Коминформа, где каждой коммунистической партии было отведено особое место и откуда в Москву поступали копии наиболее важных документов, полученные на местах. Наконец, главный штаб советской военной разведки в течение трех десятилетий тоже собирал ценную информацию и личные дела.

Такое беспрецедентное изобилие документации помогало избежать неоправданного риска, выявить двойных и внедренных агентов, но в то же время серьёзно замедляло выполнение разведывательных операций. Когда система полностью централизованного управления достигает своих пределов, то живой и эластичный организм разведки превращается в автомат и становится одним из сотен бюрократических институтов, в котором люди начинают бояться ответственности и действуют только по приказу, а не по собственной инициативе.

Во времена бума советской разведывательной организации в Канаде туалет в приёмной дантиста в Оттаве использовался как «дубок» (потайное место для обмена посланиями). «Нора» (Эмма Войкин) приходила в комнату ожидания дантиста и помещала свой материал под крышку сливного бачка в туалете. Часом позже Горшков, в качестве прикрытия работавший водителем в советском посольстве, должен был появиться в приёмной дантиста, пройти в туалет и забрать бумаги. Такой порядок был хорош тем, что никто не мог наблюдать прямой контакт между двумя агентами. Когда позже эта процедура была раскрыта канадскими властями, стало известно, что, прежде чем этот план вошел в действие, надо было получить согласие Москвы. Все такие «дубки», а их за границей было много сотен, утверждались Центром.[384]

Даже такая сравнительно простая операция, как организация встречи между двумя советскими агентами, часто не доверяется опытному военному атташе, и решение остается за главным штабом в Москве. Московские эксперты по организации встреч выполняли свои обязанности с тяжеловесной, а часто просто смешной неуклюжестью. Еще до отъезда агента-атомщика Алана Нуна Мэя из Канады в Лондон надо было условиться о встрече с другим советским агентом в Лондоне. Для этого, советский военный атташе в Оттаве послал сообщение в Москву, которое следовало передать лондонскому агенту:

«Встреча 7, 17, 27 октября на улице перед Британским музеем. Время: 11 часов вечера. Пароль: Наилучшие пожелания Михаилу».

Насколько ответственно атташе отнесся к делу, следует хотя бы из того, что он дал русское написание имени Михаила, а также назначил три даты встречи в октябре. Но Москва нашла эти условия неудовлетворительными, и департамент Директора подготовил длинный документ, где было предусмотрено множество других паролей и сложных знаков для внешнего опознания.