Советский шпионаж в Европе и США. 1920-1950 годы

Кто автору об этом рассказал — завсегдатаи казино в Макао или шлюхи из борделей Кантона? Автор умолчал, как бы намекая, что ему доступны многие тайны и что спятило вовсе не его, а московское начальство. Настолько спятило, что потратилось на дорогостоящий вояж бедолаги Креме вместо того, чтобы задёшево удавить его в подвале Лубянки.

В таких случаях принято говорить, что мысль (о массовом убиении гебистами героев-разведчиков) высосана из пальца и пусть, мол, останется на совести автора. Это так и не так. Мысль воплотилась во фразу, а та любовно сконструирована по лекалам приснопамятного Геббельса. Остаться на чьей-то совести это не может, ибо подобная нематериальная субстанция априори отсутствует у апологетов общества, где взращиваются или находят приют даллины любого возраста, пола, национальности, вероисповедания, образования и даже сексуальной ориентации.

Нельзя пройти мимо огромного числа сфальсифицированных положений книги. Все не затрону, но о некоторых скажу. О любимом коньке советологов — сталинском терроре — в первую очередь. Отрадно, что за последние годы появилось немало квалифицированных газетно-журнальных и книжных опровержений «массовости» и «незаконности» репрессий в СССР, после чего байки кавалеристов от антисталинизма одна за другой потихоньку отправляются в мусорную корзину.

Весьма патетически начал автор IV главу своей книги: «В России в 1937–1938 годах проходила самая широкая и кровавая чистка, какую только знала история». Добросовестными исследователями в нашей стране и за рубежом не раз давалась отповедь наёмным плакальщикам, льющим слёзы над 20, 30, 40, 60, 100, 140 миллионами погибших от рук советских палачей. Ставки приняты, ставок больше нет, господа? Представьте себе, нашёлся псевдоисторик (между прочим, проректор солидного московского вуза), который раздул сей мартиролог до 250 миллионов. И как ни в чём не бывало, разъяснил, что включил сюда предполагаемое количество неродившихся детей предполагаемых же, но убитых коммуняками родителей.

Каково?! И смех, и грех. Профессиональные демографы недоумённо пожимают плечами. Согласно законам прироста и убыли населения, приняв на веру пусть не наглые сотенномиллионные, а «скромные» десятимиллионные выкладки, да прибавив сюда жертвы Великой Отечественной войны и другие потери, мы должны были бы иметь во второй половине прошлого века от Бреста до Уэлена и от Диксона до Кушки безлюдное пространство. Но имели к началу горбачёвщины державу с 2200 городами, десятками тысяч посёлков и деревень, населённых двумястами восьмьюдесятью миллионами людей.

Довоенные и в значительной мере послевоенные репрессии в СССР — это в действительности неизбежная, предсказуемая классовая борьба в суровейших условиях империалистического окружения. Это в том числе страдания и смерть ничтожного меньшинства, причинявшего страдания и смерть огромному большинству.

Хрущёв первым озвучил количество «жертв сталинизма» — лиц, приговорённых к смерти в период, охватывающий 1921-54 годы — 642 тысячи человек, утаив, однако, что этот показатель включал в себя уголовную составляющую. Во время перестроечного шабаша специально созданная комиссия, спрятавшись подальше от чужих глаз и скребя непонятно по каким архивным «сусекам», вдруг выдала новую цифру: 750.000 человек. В 1992 г. ещё одну: 878.000 человек, скороговоркой пробормотав, что таково общее число расстрелянных за всё время существования советской страны.

Доставшиеся от СССР архивы страдают ныне изрядными изъятиями, вбросами фальшивок. Но и они не позволяют втянуть себя в оголтелые конъюнктурные спекуляции, трубить о миллионах замученных в застенках НКВД. Это — удел политических отморозков, которых, надо признать, хватает и в средствах массовой информации, и в научно-культурных областях, и в правительстве.

Будем исходить из хронологии сосредоточения власти в сталинских руках, беря за точку отсчёта 1930 год (хотя некоторые историки берут за таковую 1934-й и даже 1936-й). Она показывает, что на долю «тирана» приходится не более 780 тысяч преступников, подпавших под высшую меру наказания за контрреволюционные и другие тяжкие государственные преступления. Таковы данные дотошного архивиста В. Н. Земскова, которые, однако, не учитывали неустановленное количество отмен приговоров и замен смертной казни на «отсидку» — по пересмотрам дел, апелляциям, реабилитациям, помилованиям. Существенным обстоятельством является то, что главный научный сотрудник Института истории Российской Академии Наук В. Н. Земсков был представителем антисталинского направления в науке. Налицо основание не подозревать Земскова в желании приуменьшить сталинские «преступления» и принять его данные за относительно близкие к истинным.