Весной 1989 г. я был избран народным депутатом СССР, а затем и депутатом Верховного Совета СССР от Ворошиловского избирательного округа г. Москвы. Избирательная кампания была необычной и очень поучительной. Почти сразу же после этих выборов я был восстановлен в рядах КПСС, из которой меня исключили еще в 1969 г. как автора книги «К суду истории. Генезис и последствия сталинизма». Летом 1990 г. на XXVIII съезде партии я был избран членом ЦК КПСС, пополнив состав Идеологической комиссии ЦК. В течение двух лет я активно сотрудничал со всеми главными газетами и журналами КПСС, выступал на партийных собраниях, совещаниях секретарей первичных организаций, на партийных активах в Москве и в провинции, в министерствах и ведомствах, включая Управление внешней разведки в Ясеневе. В 1990 – 1991 гг. я получал много писем от членов КПСС как с выражением поддержки, так и явного неодобрения. Я участвовал в работе Идеологического аппарата и пленумов ЦК КПСС, беседовал с многими видными членами партийного руководства. И мог, таким образом, наблюдать за жизнью КПСС не со стороны. Это было время глубокого кризиса партии, ее явного идеологического отступления. Однако никто из лидеров партии не понимал остроты кризиса и не имел ясного плана по его преодолению. Концепция «нового мышления» была провозглашена, однако никакого «нового мышления» не появилось. Мы слышали только общие декларации и сентенции: «так жить нельзя» или «давайте жить дружно, помогая друг другу». Не было ни ясной политической цели, ни твердой политической воли. Позднее один из ближайших соратников М. Горбачева, Анатолий Лукьянов, писал: «...70 лет монополии на власть и на идеологию отучили партию и ее актив на местах и в центре вести серьезную политическую борьбу. Партийные идеологи зачастую пасовали перед беспардонным натиском младших и старших научных сотрудников. И это несмотря на то, что за плечами атакующих не было ни понимания нашей истории, ни соприкосновения с народными нуждами, ни подлинного знания капиталистической действительности, воспринимаемой ими лишь по ярким витринам магазинов да туристическим впечатлениям. Таким образом, налицо была не стратегическая, выверенная и взятая на вооружение всей партией программа перестройки, а дилетантские шатания. Причем они сопровождались настоящей эрозией, размыванием социалистических устоев. Этот губительный процесс, естественно, встречал сопротивление – и в партийных организациях и в ЦК КПСС»
[145].В этой констатации есть доля истины, но доля не слишком большая. Почему вдруг восстали против партийных идеологов «младшие и старшие научные сотрудники», которые в своем большинстве были также членами КПСС и потратили много времени и сил на изучение марксизма-ленинизма? Почему именно эти люди получили массовую поддержку, в том числе и в рядах КПСС, а также на выборах? В чем состояло сопротивление со стороны руководства ЦК КПСС «процессам эрозии социализма»? Эту эрозию мы все видели, но никакого серьезного сопротивления ей не было видно. «Дилетантские шатания» демонстрировали нам не какие-то анонимные «партийные идеологи», а все главные фигуры в руководстве ЦК КПСС. Нельзя согласиться и с фразой о «беспардонном натиске младших и старших научных сотрудников». В идеологических нападках на партию, на ее идеологию и историю принимали участие видные ученые, популярные публицисты, известные писатели и даже такие крупные политики, как Борис Ельцин. В рядах критиков КПСС можно было видеть как недавних диссидентов, так и недавних работников идеологического аппарата ЦК КПСС. А самое главное – их критика в очень многих случаях была совершенно справедливой и убедительной и отвечать на нее было просто нечем.
Критика в адрес ЦК КПСС и в адрес партийной идеологии нарастала как снежный ком, и отвечать на нее было нечем. Журналы «Коммунист» или «Партийная жизнь» не могли противостоять журналам «Огонек» или «Новый мир», газеты «Правда» и «Советская Россия» не могли конкурировать с «Комсомольской правдой» или «Литературной газетой». Идеологические процессы в обществе вышли из-под контроля партийных лидеров, а к открытой борьбе с оппонентами КПСС была не готова. Да и что можно было ответить тем, кто сообщал публике неизвестные ранее факты о фальсифицированных судебных процессах 1936 – 1938 гг., о расстреле 22 тысяч польских офицеров и военнопленных в 1940 г. или о физическом уничтожении почти всех членов Антифашистского комитета советских евреев в 1952 г.?! Мы узнавали страшные подробности голода на Украине и на Кубани в 1933 г., уничтожения части донского казачества в 1919 г., подавления крестьянских восстаний и восстания в Кронштадте в 1921 г.