Советский век

Реформа партийной структуры была бы важным шагом. Создалась бы совсем иная атмосфера, отличная от той, когда «избрание» фактически означало «назначение». Андропов открыто сказал, что ему хотелось бы видеть настоящие выборы. Следовательно, он знал, что так называемая партия фактически - труп, который невозможно воскресить и следует уничтожить. И стоящие у власти это хорошо поняли

Дмитрий Бальтерманц, Похороны Леонида Брежнева.

На первом плане Юрий Андропов; за ним Константин Черненко.

Из серии «Шесть генеральных». 1982 год

Алексей Косыгин. Он никогда не был главным политическим игроком и не отличался особой яркостью. Более того, никогда не стремился участвовать в «гонках» за пост генерального секретаря. Тем не менее именно Косыгин был абсолютно незаменимым благодаря своим исключительным административным способностям. В высших сферах было общепризнанным, что экономика покоится на его плечах - ни у кого другого таких широких плеч не было.

Карьера этого феноменального администратора прочитывается как история советского правительства. Он работал с ранних лет и достиг высших постов, в его биографии есть ряд по-настоящему героических глав, относящихся к годам войны. В их числе, как уже упоминалось, были эвакуация промышленных предприятий с территорий, захваченных немцами, и создание «дороги жизни» через Ладожское озеро, по которой снабжался осажденный город.

Он был также последовательно министром финансов, председателем Госплана, заместителем председателя правительства, его председателем и членом Политбюро; он был предметом восхищения и зависти многих генеральных секретарей, потому что лучше кого бы то ни было знал, как заставить работать административную машину. Люди из его окружения действительно работали! Но в правительственных кругах также было известно, что только он бросил вызов Леониду Брежневу, поскольку оспаривал право генеральных секретарей представлять страну за границей, считая это функцией главы правительства, как в любой другой стране. И некоторое время так и было - до тех пор пока Брежнев, не особенно жаловавший Косыгина, не положил этому конец. Конец был положен и запущенной им интересной экономической реформе; ее свели на нет консерваторы, затаившие против него зло.

Уже упоминавшийся нами сборник воспоминаний о Косыгине дает возможность многое понять в его жизни и ходе мыслей[2-44]. Преданный системе, он также хорошо сознавал, что она нуждается в реформе; и в 1964-м ему она еще казалась возможной. Он верил в полугосударственные компании и кооперативы, сознавал превосходство Запада и необходимость учиться у него, надеялся начать постепенные перемены, состоящие в переходе от «государственно-административной экономики» к системе, при которой «государство сохраняет за собой только ведущие предприятия».

Косыгин выступал сторонником многообразия форм собственности и менеджмента - и старался объяснить их преимущества Никите Хрущеву, а потом и Леониду Брежневу, но безуспешно. Хрущев полностью национализировал производственные кооперативы, и зять Косыгина Джермен Гвишиани был свидетелем, как тот пытался убедить Брежнева выработать подлинную экономическую стратегию и обсудить ее на заседании Политбюро. Как обычно, Брежнев прибегнул к тактике проволочек, которая в конце концов похоронила идею. После таких бесед Алексей Николаевич чувствовал себя полностью деморализованным, остерегал от слепой веры в мощь СССР и говорил об опасности «некомпетентной политики».

Косыгин резко критиковал опрометчивые планы «поворота сибирских рек» и был против вторжения в Чехословакию и Афганистан. Он громко заявлял, что громадные военные расходы или «помощь дружественным странам» не по средствам СССР. Однако Политбюро отказывалось решать реальные проблемы и вместо этого занималось «чепухой».

При Брежневе многие важные вопросы, включая внешнеполитические, решались на Старой площади, но там трудно было найти человека с большими интеллектуальными возможностями - значительную роль играли «серые кардиналы» вроде Михаила Суслова и Андрея Кириленко. Присутствовавший на многих заседаниях ЦК или его комиссий Гвишиани утверждает, что там никто ни слова не говорил. Все покорно сидели и молчали, пока не появлялся документ, начинающийся словами: «Политбюро (или Секретариат) считает, что...»