Советский век

Андроповский подход был сугубо прагматичным: он хотел постепенно расширить масштаб реформ. Первым важным шагом в экономической сфере стало разрешение заводам работать на полном хозрасчете, то есть оперировать ценами и прибылью. Однако Воротников - неофит, еще не полностью постигший характер работы Политбюро, - ничего не сообщает о комиссиях высокого уровня, созданных для подготовки этих шагов; ему также неизвестно о планах Андропова реформировать партию. К ним мы еще вернемся.

Первые начинания Юрия Владимировича были умеренными, но он готовился предпринять и другие; своим сотрудникам он говорил: «Мы должны изменить экономический механизм и плановую систему». Задача ускорения, по-видимому, вставшая еще до того, как он был избран генеральным секретарем, вышла на первый план. В то же время различного рода заговоры, которые Хрущев преодолевал или подавлял, вновь дали себя знать. Государственная администрация отмечала: отделы министерств не являются примером эффективной организации и не способны создать условия для «нормальной, высокопродуктивной рабочей атмосферы».

Эти инициативы были знаменательными, даже предсказуемыми; еще большее число их маячило на горизонте. Но выдержки из протоколов заседаний Политбюро, ставших доступными, проливают новый и поразительный свет на избранную стратегию. Приближалось переизбрание партийных органов, как обычно, поступали отчеты, и Андропов неожиданно заявил в официальном документе партии в августе 1983 г.: «Партийные предвыборные собрания проходят по заранее написанному сценарию, без серьезных и откровенных обсуждений. Декларации кандидатов изданы загодя; любая инициатива или критика подавляется. Отныне ничто подобное не может быть терпимо»[2-52].

Это был взрыв бомбы. Критика в адрес безынициативных, погруженных в собственные интересы партийных боссов ясно показала, что их можно легко сместить в ходе избирательной кампании; для всего правящего слоя создалась абсолютно новая ситуация. Многие из них были ex officio членами «выборных» партийных органов всех уровней от парткомов и обкомов до самого Центрального комитета. Смена этой структуры была бы важным шагом. Создалась бы совсем иная атмосфера, отличная от той, когда «избрание» фактически означало «назначение». Андропов открыто сказал, что ему хотелось бы видеть настоящие выборы. Следовательно, он знал, что так называемая партия фактически труп, который невозможно воскресить и следует уничтожить. И стоящие у власти это хорошо поняли. Пресловутая «неприкосновенность кадров» (неприкосновенность должности вне зависимости от реального дела) могла вот-вот исчезнуть, и с ней - безнаказанность «старого доброго времени». Уютное паразитическое существование класса партийно-государственных бюрократов подходило к концу.

Подлинные выборы внутри партии означали появление политических фракций и приход новых лидеров; и это была бы уже новая партия, независимо от того, какое название она бы носила. Такая партия, все еще стоящая у власти, но уже планирующая реформы, могла бы управлять страной в период трудного перехода к новой модели.

Конечно, все это осталось в проекте. Юрий Андропов, страдавший от неизлечимой болезни почек, сошел со сцены в 1984 г. Его сменил другой очень больной человек, Константин Черненко, - безликий аппаратчик, правление которого продолжалось всего 13 месяцев. Затем «партия» пошла на ряд театральных экспериментов. Прежде всего в 1985 г. к власти пришел молодой генеральный секретарь Михаил Горбачев, наследник Андропова, разделявший большинство его здравых идей; он был обречен пасть, и это прискорбно, поскольку его возвышение было подобным полету метеорита. Затем государственно-партийная (вернее, партийно-государственная) система исчезла без пролития крови; ее жестокие силы безопасности были в целости и сохранности, но не получили приказа стрелять. Это было другой заслугой Горбачева, но не спасло его от бессилия и потери власти. Фактически не в кого было стрелять, поскольку система не была повержена под натиском яростных масс. Налицо было соскальзывание в «реформы», которые превратили Россию в неразвитую страну.

Диагностические заметки. Такие слова, как «парадокс» и «ирония» с исчерпывающей полнотой характеризуют историческую судьбу России. Но сразу же возникает образ тяжкого груза, который люди волокут за собой, подобно тому, как бурлаки на Волге тащили громадные баржи и думали: «Хитроумному англичанину легко; за него тяжести волокут машины». У русских же были только песни, придававшие им мужества.