Эта точка зрения была оглашена в пространном меморандуме, направленном Сталину 28 сентября 1922 г. Христианом Раковским, являвшимся главой украинского правительства. Суть меморандума сводилась к следующему: «В проекте говорится об обязанностях независимых республик, о подчинении директивам центра, но ничего не сказано о правах, которыми пользуются их ЦИК и Совнарком и находящиеся при них наркоматы и управления объединенных комиссариатов. Практика доказала, что центральные органы в некоторых независимых республиках живут при полном неведении, что им позволено предпринять и что запрещено, и часто рискуют быть уличены в отсутствии инициативы или в действиях, имеющих сепаратистский характер».
Раковский полагал, что центральное правительство только выиграет от соблюдения интересов республик и четкой регламентации их прав. В планах Сталина он видел не что иное, как проект автономизации, предусматривающий ликвидацию республик. Он считал, что это только повредит СССР как в плане внутренней политики, так и в международных отношениях. Ленина терзали те же сомнения, он был готов сражаться. Так называемый грузинский инцидент окончательно побудил его к действию.
Во время выступлений руководителей ЦК грузинской компартии против насильственного включения в Закавказскую Федерацию вспыльчивый сторонник Сталина - Орджоникидзе - затеял драку с одним из своих оппонентов. После этого случая руководство грузинской компартии в полном составе подало в отставку, подвергнув резкой критике новый проект образования СССР. Скандал мог принять затяжной характер.
Сначала Ленин не понял, что произошло, но, наведя справки, предложил Сталину направить Дзержинского в сопровождении двух человек нерусской национальности для изучения конфликта. Однако Сталин безоговорочно принял сторону Орджоникидзе. Глубоко обеспокоенному Ленину не оставалось ничего, как прийти к выводу, что Сталин и его соратники ведут себя как
Ленинский программный текст по национальному вопросу, продиктованный 30-31 декабря 1922 г., содержал новое понимание государственной системы. Этот уникальный документ[1-4] выдержан в духе критики и самокритики. Таким образом Ленин говорил о своей вине перед рабочим классом страны. Он считал себя виновным в том, что не вмешался «достаточно энергично и достаточно резко» в пресловутый вопрос об автономизации, и объяснял, что до недавнего времени сделать это мешала болезнь.
Суть сказанного состоит в следующем: да, единство аппарата управления выставляется предварительным условием объединения, но о каком именно аппарате идет речь? Об аппарате, унаследованном от самодержавия, смеси из монархических и мелкобуржуазных шовинистов, орудия угнетения, традиционного во времена царизма. По меньшей мере следует повременить, пока ситуация не изменится. В противном случае широко разрекламированный принцип права выхода из Союза станет только листом бумаги, не защищающим другие национальности от
Важно понимать, почему Ленин с такой страстью начал разоблачать изуверские качества русской бюрократии и русских ультранационалистов. Угнетение народов началось много веков назад - поэтому советской власти предстояло рассеять недоверие этнических меньшинств, пострадавших от несправедливости такого рода; Ленин настаивал, что они (меньшинства) особенно чувствительны к любой форме дискриминации и что Сталин с его увлечением административными методами, не говоря об озлоблении по поводу «социал-национализма», лишь сильнее разожжет это недоверие. «Озлобление вообще играет в политике обычно самую худшую роль», - подчеркивал Ленин. Так он впервые дал понять, что Сталину нельзя доверять ведущее положение во власти.