С той же скоростью, как рабочая сила становилась редким товаром, росло число исследований, конференций, семинаров. Нескончаемый поток текстов шел из Госплана в Центральный комитет, а из Государственного комитета по труду в Совет министров. Один из экспертов прямо говорил о сложившейся ситуации: «Я думаю, что трудовые ресурсы страны практически истощены». При этом, если мы вспомним, что в это время на многих, если не на всех, предприятиях был переизбыток кадров, абсурдность положения с рабочей силой (не говоря о других сторонах экономической системы) должна была привести руководство в состояние повышенной тревожности. Вдобавок огромный поток информации и аналитики показывал полное отсутствие управления и прогнозировал, что это сверхгосударство быстро движется к точке, откуда нет возврата. Политбюро занималось вырабатыванием бесконечных резолюций, призывающих всех быть более эффективными.
Глава 25. Лабиринты бюрократии
Хотя все еще создавалось впечатление, что генеральный секретарь остается абсолютным хозяином, система уже перестала быть настоящей автократией. Генеральный секретарь мог властвовать в партийном аппарате (хотя сильно зависели от него), но осуществление полномочий и реализация политики приняли форму затянувшихся торгов между различными государственными органами
Настало время снова вернуться к тем, кто действительно управлял (мы пока не говорим «владел») экономическими подразделениями и службами. Без обращения к управленческому классу, неважно, к государственным бюрократам, партийным аппаратчикам или к обоим сразу, с их запутанными взаимоотношениями, невозможно понять какую-либо сторону советского общества, экономики и политики. Поэтому мы собираемся снова обратиться к этому феномену, начав с открытий, сделанных Комиссией по ликвидации убытков (позднее, как мы знаем, она была переименована в Комиссию по экономии государственных ресурсов; здесь мы будем ссылаться на нее как на Комиссию по оптимизации расходов), чья деятельность распространилась и на бюрократию.
История государственных и партийных институтов полна постоянной структуризации и реструктуризации: конструкции создавались, раскалывались, упразднялись и создавались заново. Но за последние 15 лет режим, напротив, стал свидетелем большей стабильности в этом отношении. Одним росчерком пера Хрущева были расформированы более ста промышленных министерств, и это стало самой примечательной антибюрократической инициативой - единственной подобного масштаба. Стоит повторить, что все они были восстановлены в 1965 году.
Институциональная проблема, которой мы здесь касаемся, - одна из характерных черт структуры - выражалась в своего рода непрерывном «залатывании», или форме «бюрократического невроза», от которого система излечивалась, только подхватывая другие болезни. Обладая большим весом и влиянием, администрация искала пути «укрощения» деспотической власти Политбюро. Бюрократический «невроз» стал способом уклониться от настоящих реформ, которые появились на основе идеи, дорогой Сталину, что все, что нам нужно, - это «исправить» чиновников.
Все это требует некоторого разъяснения. Отслеживать капризы административной системы - не такая простая задача[3-29]
. Несмотря на то, что она является главной движущей силой советской истории, бюрократия (и ее административная сеть) мало изучены.Ее исследование ведет нас к самой сути системы и показывает, что бюрократия не только управляла государством, а фактически была его хозяином. Изменения в ее структуре, образе и статусе должны быть исследованы не только в рамках истории управления, но и с помощью политической «лупы», вопреки широко распространенному мнению о том, что основные политические черты системы олицетворялись партией. Еще при Иосифе Сталине бюрократия стала незаменимым соправителем, но она была неустойчивой и хрупкой с точки зрения относительной молодости структур и новизны задач. Более того, ее члены «находились под подозрением», потому что Сталин понимал и боялся ее потенциального объединения и жажды власти.