Закоснелая ненависть к Троцкому даже после распада Советского Союза оказалась чрезвычайно распространенной среди современных сталинистов, националистов, антисемитов и мракобесов. Возможно, стоит задаться вопросом: не правильнее ли считать эту ненависть квинтэссенцией ненависти к «еретикам», «чужакам», свойственной социализму в целом? А может, она была присуща и интернационализму? Или антисемитизму? Внимательное изучение аргументов приверженцев Сталина показывает, что именно делает Троцкого столь ненавистным для многих представителей советской идеологии, которые редко подходили к тому или иному факту хотя бы с минимумом беспристрастности.
Помимо православной религии к культу Сталина взывали и другие явления прошлого. Сравнение Сталина с царем возникло не на пустом месте. В то же время решение строить «социализм в одной стране» (причем с заявлением, что «мы в состоянии сделать это собственными средствами») свидетельствовало, что идеологией можно манипулировать, направлять ее в сторону «великодержавного шовинизма», в котором Сталина и обвиняли его противники.
Этот лозунг сразу стал чрезвычайно соблазнительным для аудитории, состоявшей главным образом из победителей Гражданской войны, даже до того, как он превратился в идеологический и политический наркотик. Господство над церковью, практиковавшееся самодержцами, было тесно связано с церковным символизмом, придававшим царской власти божественную легитимность.
При этом дело Сталина и его культ нельзя считать религиозным феноменом. Это была чисто политическая конструкция, позаимствовавшая и приспособившая к себе многие из символов православия, вне зависимости от того, как сам Сталин относился к религии и к психологическим условиям ее возникновения. Мне кажется, нет никаких данных, которые позволили бы ответить на вопрос о религиозности Сталина. Судя по всему, он был атеистом.
Надо обязательно понимать, что Сталин проводил последовательную политику превращения партии в инструмент контроля над государством. И это ясно из его «философии кадров». Маячивший ранее проект установления полного партийного контроля над государством был практически завершен к концу эпохи НЭПа, в 1929 г. Это логически следовало из по-гусарски лихого заявления Сталина, что «объективные трудности для нас не существуют». Подобная концепция роли кадров требовала больше, чем простая трансформация партии.
В любом случае к этому времени РКП (б) сильно изменилась из-за массированного притока новых членов и изгнания убежденных оппозиционеров. Не говоря о значительном числе выходов из рядов партии, о которых официально не сообщалось.
Эта «лихорадка» обусловила расширение партийного аппарата, который ранее был небольшим и не представлял опасности для старых большевистских кадров, рано или поздно переходивших в открытую или молчаливую оппозицию к Сталину и его режиму личной власти.
Маленький, но необходимый для налаживания четкой организационной работы, аппарат Центрального комитета, созданный в 1919 г., в то время не зависел от численности членов партии. Однако в руках Сталина, особенно после того как в апреле 1922 г. он был назначен на пост генерального секретаря, аппарат начал играть другую роль.
Сталин обладал безошибочным ощущением градации власти. Если «старые большевики» предпочитали работать в государственной администрации (комиссариатах и других правительственных учреждениях), он усиливал контроль над Секретариатом ЦК - инструментом, необходимым для ассимиляции «сырых» новобранцев, для доминирования над партией и ее ветеранами. А им потребовалось время, чтобы осознать суть этого процесса.
Известно, что до 1923 г. в отношении растущей мощи «машины секретариата» не высказывались ни критики, ни сожаления. Но довольно скоро стало понятно, что с помощью этой машины в соответствии с пожеланиями Политбюро мастерски комплектуются составы делегаций партийных конференций и съездов. Большинство историков готовы согласиться, что XIII съезд партии, на котором Сталина переизбрали генеральным секретарем, был «укомплектован» именно для решения этой задачи. Партия, в том виде, в котором ее знали ветераны и те, кто вступил в ее ряды в Гражданскую войну, быстро исчезала. Лишь так называемые партийные выдвиженцы были не просто «карточками» в картотеке, но «кадрами» - другими словами, работали и занимали определенное место в иерархии аппарата дисциплинированных функционеров.
Первое время некоторая видимость внутрипартийной демократии еще сохранялась, как в случае с Центральным комитетом, в течение нескольких лет продолжавшим избираться, заседать и принимать резолюции. Но вскоре и его состав был полностью выведен из-под контроля членов партии.