Это лишь одна из иллюстраций невероятного кошмара репрессий 1937-1938 гг. Тех, кто несет ответственность за оргию арестов, показательных судов и приговоров без суда, происходивших в невероятных масштабах, лучше всего было бы назвать человеческими отбросами. Но имеются твердые основания считать, что события этих чудовищных лет готовились долгое время, возможно с 1933 г., и тщательно разрабатывались рядовыми партийцами. Олег Хлевнюк считает, что «пересмотр действительности», стоявший в повестке дня Центрального комитета в феврале - марте 1937 г., очень напоминает повестку пленума ЦК в январе 1933-го[1-38]. Уже тогда многие ораторы говорили то же, что, по сути, лишь повторили в 1937-м, надеясь доказать свою бдительность и правоверность.
Похоже, что Сталин уже в 1933 г. был готов объявить войну обществу и, можно добавить, - партии, при поддержке своих прислужников и репрессивного аппарата. Но, вероятно, были причины, заставившие его немного повременить. Тогда, как мы уже говорили, он выбрал «интерлюдию», несмотря на ненависть к своим врагам, включая «уважаемых хлеборобов», которые (как Сталин сообщил Шолохову) своим мельтешением напоминают ему «термитов».
Подготовка «железных» чекистов. Когда пришло время террора, потребовалось принять некоторые подготовительные меры. Помимо чистки административного аппарата, заключавшейся в проверке списков членов партии и их членских билетов, к решению гигантской и страшной задачи было необходимо подготовить «тайную полицию» (секретные службы), ее руководство и персонал. Наряду с материальными стимулами в ход пошли идеологические и этические мотивы. Пока пропаганда превозносила героизм
Известный приказ НКВД № 0047, одобренный членами Политбюро 31 июля 1937 г., положил начало кампании и содержал план действий. Были определены категории жертв и предписаны меры их наказания: предстояло расстрелять 75 тысяч человек и 225 тысяч отправить в лагеря.
Существует несколько черновых вариантов этого приказа, и цифры в них несколько разнятся. Но находящиеся в нашем распоряжении документы показывают, что все «нормы» были перевыполнены по меньшей мере в два раза. Бюджет операции составил 85 миллионов рублей.
«Подкормка» аппарата НКВД подросла еще больше, когда в своей речи Сталин придал ему высший статус, назвав «вооруженным отрядом нашей партии»[1-40]. По словам Олега Хлевнюка, культ НКВД как особой, стоящей выше закона секретной службы достиг апогея именно в эти годы. Руководитель государства использовал верхушку НКВД, щедро награждая ее за верную службу, но одновременно контролировал ее железной рукой. И материальные награды, и суровые кары он распределял по своему усмотрению. Некоторые авторы усматривают в этом прямую аналогию с тем, как Иван Грозный использовал
Такое двойственное отношение - в природе Сталина.
Кремль призвал региональные партийные комитеты организовывать общественные суды над «врагами народа» в сельском хозяйстве, и НКВД дало указание «срывать маски» - фактически поставлять обвиняемых для этих судов. Подобным образом действовали в третью годовщину убийства Кирова (29 ноября 1937 г.). Сталин отправил телеграмму местным партийным властям с приказом «мобилизовать членов партии для безжалостного искоренения троцкистско-бухаринских агентов». Хлевнюк подчеркивает, что карательный аппарат и широкие слои общества оказались охваченными настоящей психопатической охотой за врагами: «тайная полиция» рано утром стучала в дверь, забирала свои жертвы и увозила их в зловещих черных фургонах навстречу неизвестной судьбе.