Советский век

Политических узников, осужденных по «контрреволюционным статьям» Уголовного кодекса, насчитывалось около 28,7 % от общего числа, или более 420 тысяч человек. Число заключенных также выросло за счет новоприбывших с недавно аннексированных территорий, к которым следует добавить людей, арестованных после этих аннексий. Применение законов, направленных против воровства и несанкционированного ухода с рабочего места, изданных в 1940 и 1941 гг., также способствовали росту этого числа[1-44].

Опустошение, произведенное репрессиями, особенно среди партийных и государственных кадров, нелегко выразить численно. Ценный источник - данные перетряски персонала Комиссариата путей сообщения в 1937-1938 гг. - свидетельствует, что 75 % руководителей и технических управленцев (кадры высшего и среднего звена) были заменены именно в эти годы[1-45]. Эти цифры невозможно экстраполировать на работу всей правительственной машины, но они позволяют говорить о текучести кадров даже в стратегически важнейших органах.

Последствия террора ощущались повсеместно: в экономике, бюрократии, партии и культуре. К середине 1938 г. человеческие, экономические и политические потери и их цена были такими, что смена курса стала жизненно необходимой и почти предсказуемой. «Нормализацию» предписали и провели привычным образом: кто-то должен был понести наказание за «искривление линии». Сделать это оказалось нетрудно, поскольку невинных не было. Сигналом стало увольнение 25 ноября 1938 г. с поста в НКВД Николая Ежова и замена его Лаврентием Берия (бывшего до этого его заместителем). Ежова арестовали в апреле 1939 г. и обвинили по стандартной форме: как «главу контрреволюционной организации». Его казнили в феврале 1940 г. - все произошло тем же образом, которым в 1936 г. был устранен его предшественник Генрих Ягода. О дальнейшем развитии сценария можно было только догадываться.

В контексте «новой линии» из ГУЛАГа освободили несколько сотен тысяч человек, но это были в первую очередь уголовные преступники, а не политические заключенные[1-46]. После XVIII съезда партии реабилитировали и некоторых репрессированных. Однако эта косметическая операция касалась опять же ограниченного, по сравнению с масштабом репрессий, числа людей - достаточного лишь для того, чтобы Сталин предстал в облике поборника справедливости, покаравшего виноватых.

Подобное «благодушие» пошло еще дальше, когда арестовали значительное число сотрудников НКВД, обвиненных в том, что они проявили слишком много усердия в преследовании членов партии и невинных граждан: от 22 до 26 тысяч из них присоединились к своим жертвам в лагерях и могилах. Часть из них казнили. Никто не знал, на самом ли деле эта когорта состояла из самых худших чекистов? Но все же это несколько успокоило людей. Хлевнюк придерживается мнения, что в 1939 г. руководящие круги партии вновь обрели уверенность: им повысили оклады, и аресты теперь производились на основании более серьезных обвинений. Ощутимое падение значимости ведомства Ежова после его снятия с поста убедило партийные кадры, что оно им больше не угрожает, несмотря на то, что ряд региональных и городских партийных руководителей были репрессированы вместе с «недостойными» чекистами, сошедшими с правильного пути.

Хлевнюк также предполагает, что отход от массового террора оказался обусловленным тем, что, по мнению Сталина, он достиг своей прозаической цели: омоложения партийных кадров (стоит отметить, что такой способ продвигать молодые таланты выглядит несколько необычным). На XVIII съезде партии в марте 1939 г. он заявил, что после апреля 1934 г. более 500 тысяч кадров вдохнули новую энергию в государственную и партийную администрацию, особенно на высших уровнях. В начале 1939 г. из 32 899 ответственных работников сформировалась часть номенклатуры под эгидой Центрального комитета (от народных комиссаров до партийных аппаратчиков, назначенных на важные посты Центральным комитетом), причем 15 485 из них были назначены в 1937-1938 гг. Эта цифра интересна, поскольку охватывает когорту, пришедшую после репрессий: так называемых сталинских выдвиженцев. Быстрота их подъема была феноменальной, подчас они даже не успевали закончить образование. Среди них были и те, кто возглавил СССР после смерти Сталина.

В результате террора экономика понесла тяжелейшие потери. Новые кадры нашли в своих учреждениях только пустые столы и свободные стулья - понятно, что их предшественники не смогли ввести их в ход текущих дел. Репрессии подорвали дисциплину и снизили производительность (хотя многие в России утверждают противоположное). Правительственные органы оказались переполненными сомнительными типами всех сортов.