Советско-финский плен (1939-1944).По обе стороны колючей проволоки

Несмотря на все перечисленные строгости, были исключения производственного характера. Иногда отдельным, особо проверенным пленным, занимающим средние административные или хозяйственные должности, управление лагеря могло выдать пропуск (с указанием маршрута и часов передвижения) для бесконвойного направления на работу. Разумеется, при нарушении маршрута движения или просроченном времени, отводившемся на дорогу, соответствующие про пуска тут же отбирались. Впрочем, во время Зимней войны в отношении финских военнопленных данная инструкция практически не применялась, из-за того что их труд в этот период широкого распространения не получил. Однако во время войны Продолжения она с некоторыми доработками и исправлениями реализовалась в полной мере.

За все время пребывания финских пленных в лагерях НКВД во время Зимней войны не было серьезных нарушений внутреннего распорядка. Ни один военнопленный не был привлечен к уголовной ответственности. За время существования Грязовецкого лагеря два человека были привлечены к дисциплинарной ответственности за отказ выйти на работу. Так, например, 28 марта 1940 года пленный Петтери Сиитонен (Siitoпеп Petteri Johannes) отказался носить воду в баню.

«28 марта 1940 г. старший группы 8-го барака военнопленный Луокканен назначил военнопленного Сийтонен Петтера (так в тексте. — Д. Ф.) на подноску воды в баню. Военнопленный Сийтонен на работу не вышел. Тогда же старший 8-го барака военнопленных Ушанов предложил Сийтонену явиться и дать объяснения о причинах невыхода на работу. Военнопленный Сийтонен распоряжения не выполнил и к старшему не явился.

За нарушение дисциплины и отказ от работы военнопленного финской армии арестовать на 10 суток с содержанием на гауптвахте.

Дежурному коменданту приказ привести в исполнение и объявить всем военнопленным лагеря.

Начальник лагеря старший лейтенант госбезопасности (Волков),

Комиссар лагеря старший политрук (Сазонов)»[59].

Вскоре за аналогичное право нарушение был подвергнут аресту Арне Эстерберг[60]. Кроме этих случаев, в приказе № 15 по Грязовецкому лагерю НКВД от 29 марта 1940 года отмечено, что «за хулиганское поведение по адресу сотрудницы лагеря тов. Мадановой Марии Васильевны, проявленный со стороны военнопленного Туолайнен Клаус Ялмари[61] арестовать последнего на трое суток с содержанием на гауптвахте лагеря». Еще был зафиксирован один случай игры в карты на деньги. Таким образом, серьезных проступков со стороны финских военнопленных зафиксировано не было. За все время существования Грязовецкого лагеря были отмечены только четыре правонарушения, за которые на виновных наложили дисциплинарное взыскание: содержание на гауптвахте. Случаев побега и серьезных нарушений дисциплины также не было зафиксировано.

А теперь рассмотрим ситуацию с советскими военнопленными в Финляндии во время Зимней войны.

Говоря о советских военнопленных Зимней войны, следует учитывать ряд особенностей: во-первых, боевые действия велись всего 105 дней, и количество советских военнопленных в Финляндии было сравнительно небольшим. Следовательно, страна не испытывала сложности с продовольственным обеспечением пленных, как это было во время второй войны — войны Продолжения.

Во-вторых, важно подчеркнуть одну трудность, с которой впервые столкнулось финское государство. Правительство Финляндии не знало, как поступать с политическим составом Красной Армии, захваченным в плен. Эти советские офицеры отвечали «за социалистическое воспитание рядового и офицерского состава». В данном ракурсе они фактически подчинялись не командирам своих воинских подразделений, а руководителям вышестоящих армейских партийных органов и в таком качестве «боролись за здоровый идейный и моральный облик офицерского и рядового состава».

Таких групп офицеров не было ни в одной армии европейских стран. По задачам, которые они выполняли, их нельзя было приравнивать даже к военным священникам. Поэтому попадавшие в руки противника советские политработники РККА формально не охватывались международным понятием «военнопленный». А раз так, то ни в одной международной конвенции не было указаний о гуманном обращении с этой категорией лиц, захваченных в плен.

Финским властям нужно было решить вопрос можно ли причислять эту группу лиц к военнослужащим, с вытекающими отсюда всеми защитительными аспектами международного права, или же их, сообразуясь с бытовавшими тогда в обывательской среде понятиями о СССР, следует рассматривать только как «злобных надсмотрщиков, кровожадных комиссаров», осуществляющих слежку за инакомыслящими и расправляющимися за это с невинными жертвами. Вопрос был отнюдь не риторический, ибо от ответа на него зависела судьба пленного человека.