Советско-германские договоры 1939-1941 годов: трагедия тайных сделок

Содержание дополнительного протокола, которого хочет Советский Союз, может быть, я убежден, уточнено в возможно кратчайший срок, если ответственный германский государственный деятель сможет лично прибыть в Москву для переговоров. Иначе правительству рейха не ясно, как можно быстро уточнить и согласовать дополнительный протокол.

Напряженность в отношениях между Германией и Польшей стала невыносимой… Кризис может разразиться в любой день. Германия преисполнена решимости с этого момента и впредь отстаивать интересы рейха всеми имеющимися в ее распоряжении средствами.

По моему мнению, ввиду намерения двух наших государств вступить в новые отношения друг с другом желательно не терять времени. Поэтому я еще раз предлагаю Вам принять моего министра иностранных дел во вторник, 22 августа, самое позднее в среду, 23 августа. Имперский министр иностранных дел будет облечен всеми чрезвычайными полномочиями для составления и подписания пакта о ненападении, а также протокола. Более длительное пребывание министра иностранных дел в Москве, чем один или самое большее два дня, невозможно ввиду международного положения. Я был бы рад получить ваш скорый ответ.

Адольф Гитлер».

(Цит по: «СССР – Германия, 1939.» Вильнюс, 1989, т 1, с 51-52)

Почти весь день 21 августа Гитлер находился в состоянии, близком к коллапсу. Он с волнением ожидал нужных вестей из Москвы. В продолжение утомительного ожидания его напряжение выросло до такой степени, что поздно вечером он велел разбудить Геринга, чтобы осыпать его упреками за то, что он вообще посоветовал ввязаться в эту игру с русскими. С раздражением фюрер заявил, что было бы крайне невероятно, если бы Сталин теперь отверг его предложение.

Возможно, у Сталина и Молотова на какой-то момент и возникали колебания, но, в конце концов, они уступили гитлеровскому дипломатическому прессингу и дали свое согласие на приезд в Москву берлинского эмиссара в сроки, обусловленные посланием фюрера: в 9.35 вечера 21 августа телеграфные провода доставили в Берлин ответ Сталина.

«Канцлеру Германского Рейха А. Гитлеру

Я благодарю Вас за письмо. Я надеюсь, что советско-германский договор о ненападении приведет к решительному повороту к лучшему в политических отношениях между нашими странами.

Народы наших стран нуждаются в мирных отношениях друг с другом. Согласие германского правительства заключить договор о ненападении создаст фундамент для устранения политической напряженности и для установления мира и сотрудничества между нашими странами.

Советское правительств поручило мне сообщить Вам, что оно согласно, чтобы г-н фон Риббентроп прибыл в Москву 23 августа.

И.Сталин».

(Цит. по: «СССР – Германия. 1939.» Вильнюс, 1989, т.1, с. 55)

Только в 22.30 в Бергов из Министерства иностранных дел поступил дешифрованный ответ Сталина. Теперь уже «торжествующий» Гитлер вновь разбудил Геринга, чтобы сообщить ему, что он «вновь одержал верх». Затем он обсудил с Риббентропом дальнейший план действий. Во всех деталях дискутировались вопросы предстоящих переговоров и определялась германская позиция на московской встрече. Гитлер дал четкий инструктаж относительно ведения предстоящих переговоров.

Главными пунктами совместного обсуждения должны были стать, в первую очередь, подписание пакта о ненападении, а во вторую, – одновременное подписание дополнительного протокола, Что касается первого документа, то с учетом имевшегося у германской стороны безупречно подготовленного советского проекта он едва ли требовал доработки. Зато соображения относительно содержания желаемого советской стороной «протокола», который Гитлер назвал «дополнительный протокол», заняли при обсуждении с имперским министром львиную долю времени телефонного разговора: необходимо было учесть ранее данные обещания германским политическим партнерам, согласно которым «между Балтийским и Черным морями любой вопрос будет решаться согласованно». Новшеством этого ночного общения фюрера с Риббентропом стало введение в германо-советскую терминологию такого понятия, как «разграничение сфер влияния», Гитлер напутствовал рейхсминистра: своими выражениями Риббентроп должен создать впечатление, будто бы никакого «решения фюрера напасть на Польшу вообще не существует».

На следующий день, 22 августа 1939 года, Гитлер получил дополнительное заверение Сталина, что Россия будет соблюдать «дружественный нейтралитет» при возможных конфликтах Германии с Польшей. Затем фюрер вновь вызвал высших военных командующих в Оберзальцберг, где прочел им лекцию о своем собственном величии и о необходимости вести войну жестоко и безжалостно, а также сообщил им, что, вероятно, отдаст приказ, чтобы нападение на Польшу началось через четыре дня, в субботу, 26 августа, то есть на шесть дней ранее намеченной даты. Это, в частности, засвидетельствовал в своем дневнике начальник генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Гальдер: «День вторжения в Польшу определенно намечен на 26 (суббота)». Так, Сталин, до недавнего смертельный враг фюрера, сделал этот коварный шаг возможным.