Советско-Вьетнамский роман

– Добро. Вот его вьетнамские товарищи и хотят видеть в числе специалистов по защите Ханоя. Они все хотят и хотят, требуют и требуют. Вооружения хотят, людей, инструкторов… Кругом требования. Вот, например…

Шульц повернулся к столу и взял с него зеленую папку.

«Командование народно-освободительной армии выражает благодарность лейтенанту Василию Семеновичу Кашечкину…» – начал читать Шульц, – Нет, это не то. Это они орден тебе требуют. Такой же, как у Рузаева. Впрочем, я отвлекся.

– Орден? – Кашечкин оторопело посмотрел на Шульца.

– Ну да. Я поддержал. Но не задирай нос, приказа еще не было.

– Мне, орден?

– Тебе. По просьбе вьетнамских товарищей и по моему личному ходатайству. Кстати, Рузаеву вчера орден Красной Звезды вручили. Не знал? Вчера его все поздравляли, но и сегодня тоже поздравить можно. Так вот, товарищи награжденные и представленные, дело в том, что битва за небо еще далеко не закончена. Ожидается воздушный штурм столицы социалистического Вьетнама по тому самому плану и методу, которые предназначались для Москвы. Знаешь ли ты, любезный друг, что американцими уже разработан план атомной бомбардиторки Москвы, и на полном серьезе решают, удастся им этот план или нет. Атака силами стратегической авиации. Думаю, ты с этими силами познакомился?

– Так точно, – ответил Кашечкин. – Позавчера имел контакт.

– Слышал, – кивнул Шульц. – Ну и как результат?

– Один-один, – вспомнил Кашечкин шутку Горы.

– То есть? – не понял Шульц.

– Слегка мы их, слегка они нас.

– Да. Там вы были один на один. А здесь будет столкновение армий, стратегической авиации США и Советских ракетных войск. Знаешь, что мы на линии Ханой-Хайфон организуем эшелонированную оборону, как вокруг Москвы? Это тайна. И сюрприз.

– Думаете, будет большое сражение?

– Будет, – кивнул Шульц. – Американцы, пока не проиграют, за стол переговоров не сядут. Знаешь, кто должен должен окончательно сбить с них спесь?

Кашечкин промолчал.

– Ты. Вы с Рузаевым. И еще два десятка советских специалистов. Поэтому приказываю…

И тут дверь с грохотом распахнулась. На пороге стоял Рузаев.

– Здравия желаю, товарищ полковник! – твердо отрапортовал он.

– Здравствуйте! Вот, возвращаю вам подчиненного.

Рузаев подошел к Кашечкину, молча и крепко обнял его. С минуту они стояли молча, обнявшись. Грудь Кашечкина уколол новый орден.

– С наградой вас! – Кашечкин отстранился и посмотрел на рубиновую звезду.

– А, это! Да, я теперь при ордене.

– Заслуженно, заслуженно! – кивнул Шульц, – снова отличились! Теперь пленного взяли!

– Кстати, его допросили? – поинтересовался Рузаев.

–Ага, допросили! – Шульц усмехнулся, – потрясающая личность. Говорит только свое имя и табельный номер.

– Им так положено. В плену называть только свое имя. И ничего больше.

– Нет, – Шульц помотал головой, – этот бы и еще что-нибудь сказал, если бы знал!

– Почему вы так думаете?

– Да вот товарищ Тхи Лан его все же разговорил. Он и номер части назвал, и перемещения ее описал. А дальше ничего сказать не может. Где бой был, спрашиваем, у какой реки? Молчит.

– Скрывает?

– Нет! Не знает! Вообще географии не знает! Представьте себе, воюет во Вьетнаме, а в каком полушарии этот самый Вьетнам находится – не знает. Карту читать не умеет. Считать до ста и писать, конечно, может. А вот попросил я его 120 на 4 разделить, так это он уже затрудняется. Говорит, колледж не кончал.

– Может, притворяется? – удивился Рузаев, – может, с ним пожестче надо?

– Ну да, – снова усмехнулся Шульц, – конечно! Он тут, знаете, на что жалобу подал? На то, что его, американца, содержат так же, как местного жителя. Что паек у него не как у американского солдата, а как у солдата вьетнамского. А голодом морить пленных, мол, негуманно. Издевательства над пленными запрещены.

– А он дествительно голодает?

– Как мы с тобой. Получает нормальный паек риса и хлеба, и орет, что сдохнет без гамбургеров и колы. Вьетнамцам надоело его допрашивать, так они его и послали на восстановительные работы. Как мы немцев после войны. Пусть восстановит то, что разрушил. Знаешь ведь, что их пленные о зверствах вьетнамцев все уши прожужжали. Мол, работать их заставляют, как вьетнамских крестьян, и кормят, как сами вьетнамцы питаются. Жестокость чудовищная.

– Это называется трудовым воспитанием, – заметил Кашечкин.

– Теперь полковник Рузаев не только герой, но и воспитатель.

– Хотел я тут вам, Георгий Семенович, боевую задачу поставить, да, наверное, сейчас не время, – усмехнулся Шульц, – Этот юноша собирался вас поздравить.

– Добро, – кивнул Рузаев, – пошли ко мне. У меня немного жидкости осталось. Герман Генрихович, идемте с нами.

– Не могу, – развел руками Шульц, – меня полковник Тхи Лан дожидается. И опять об увеличении поставок говорить будет.

– Знаете что, – усмехнулся Рузаев, – у меня есть идея отвлекающего маневра. Тхи Лан не устоит…

***