Советы мудрой свекрови. О детях, мужьях и не только…

В том, что Геннадий ходит налево, Людмила не просто догадывалась – знала точно. «Красивый муж – чужой муж», – говорила ее мама, неодобрительно поглядывая на Генку, когда они с Людой еще только «женихались». Впрочем, этот конфетно-букетный период длился совсем недолго. Мамаша укатила в санаторий по профсоюзной путевке, и уже на следующий день Генкины носки висели в Людмилиной ванной, а сам он лежал на ее диване, ожидая, когда будет готов завтрак. Какие уж тут конфеты и букеты. Людмила порхала, счастливая, впору было исполнять песенку зайца из «Ну, погоди!»: «Лучший мой подарочек – это ты!»

Ни уговоры матери, ни железобетонные доводы, которые приводили подруги, Люду не убедили. Она представляла себе картину: вот идет она, не красавица, конечно, но весьма себе ничего – фигура что надо, грива развевающихся волос, умело наложенный макияж. А рядом – он. Красив, как Аполлон, атлетически сложен, поигрывает бицепсами, держит мощной рукой ее за талию. Ну не мечта? Конечно, мечта! Да все обзавидуются.

На свадьбе Генка напился и стал щипать за попу свидетельницу, та насилу отбилась. Людмила делала вид, что ничего не замечает.

Эту тактику – чего не вижу, того не существует, – она успешно применяла всю жизнь.

Генка ей охотно подыгрывал. Как и многие мужчины, он был уверен, что семья – это святое. Но он, кормилец и поилец этой семьи, который ради жены и детей трудится, не жалея себя, имеет право на небольшие развлечения. Он же не уходит, грамотно шифруется. И «всегда возвращается в стойло» – это Геннадий всю жизнь считал главным своим достоинством. В общем, Людмила убедила его в том, что он – ее главный подарок, основная удача.

Сейчас Люда с Геной готовятся отпраздновать юбилей – серебряную свадьбу. Время летит незаметно и быстро.

Люда любит, затянувшись сигареткой на моей кухне, – Гена запах дыма не выносит, поэтому она ходит курить или ко мне, или к другой соседке, – снисходительно рассказывать о своем опыте сохранения отношений.

– Мужик у меня – сама знаешь, красавец. До сих пор не привыкну. Ну я тоже не из последних. Раздалась, правда, в последнее время, но Генка говорит – женщины в теле ему нравятся. – Тут Люда выпрямляется, демонстрируя могучую стать и бюст никак не меньше пятого номера. – Гулял он по молодости – ух! Сколько я слез пролила, но ему никогда не показывала, что знаю о его походах. Ведь бывают бабы – такие, прости господи, дуры! Узнают о том, что мужик к другой сходил, и ну допрашивать: «И как ты мог? И что ж теперь? А ты ее любишь?» А мужик – он же чисто ребенок. Так-то он о той другой бабе серьезно и не думал – ну было пару раз, подумаешь. Семья есть семья. А тут начинает грузиться по полной: «Как же я мог? А может, я и правда ее люблю?» Так, знаешь, и до развода недалеко.

А у нас дети, между прочим. Да и мне разведенкой становиться интереса ноль. Ничего, сейчас он вон успокоился. Вечерами дома, выходные на даче, в отпуск со мной. А разведись я по молодости – и что? Ишачила бы в две смены, чтобы пацанов прокормить, и замуж бы уже не вышла. Во-первых, я, кроме Генки, никого бы не полюбила, а во-вторых, с двумя-то детьми я кому нужна?

И думаешь, он не ценит? Еще как ценит! Тебе, говорит, Людок, памятник за терпение надо ставить! Что бы я без тебя!