Советы одиного курильщика.Тринадцать рассказов про Татарникова.

— Я не конкретно про убиенного сенатора, я, так сказать, вообще… — Кольцо дыма уплыло под потолок. — Ваша, голубчик, уверенность, что именно бессмысленный бунт всего опаснее, — она наивна. Основной урожай смерть собирает никак не во время бунтов голодных, вы заблуждаетесь, милый мой. Якобинский террор унес тысячи жизней, но наполеоновские войны перекрыли количество гильотинированных в тысячи раз. Казненные по приговору Конвента не всегда были виновны, чаще всего лишь принадлежали к сословию угнетателей. Но в чем вина испанских или русских крестьян, в чем провинились германские или французские легионеры, поставленные под картечь? Вы полагаете, что поход Иоанна Васильевича на Новгород или, допустим, Русско-японская война были менее кровопролитны, нежели восстание Пугачева? Думаете, чеченская кампания или афганская резня есть нечто превосходящее по гуманности разбой революционной матросни? Или генералы, посылавшие на убой, убивали не так варварски, как то делают «пьяные мужики с дубьем»? — Майор Гена Чухонцев смотрел на Татарникова, выпучив глаза. А Сергей Ильич продолжал: — Генерал-аншеф Панин, лично пытавший Пугачева, был командиром того же самого Пугачева в Русско-турецкой войне и отличал хорунжего Пугачева за участие во взятии Бендер, где народу полегло куда больше, нежели при осаде Оренбурга. Город превратился в пепелище, одиннадцать тысяч убитых турок и шесть тысяч убитых русских. Там, в Бендерах, Пугачеву дали медаль за то, что он резал и жег, а вот за несанкционированные действия под Уфой бунтовщика рвали каленым железом. Везший разбойника в клетке Суворов был легендарным палачом Варшавского восстания — он перебил столько народу, что Емельяну Ивановичу и в страшном сне не привиделось бы. Все улицы были завалены мертвецами, как отмечал в своих записках Александр Васильевич Суворов, граф Рымникский, и действительно, он уложил более двадцати тысяч поляков. Так это же совсем другое дело, это живодерство учинили с цивилизаторской целью. Верно, голубчик? А беды наши, как вы утверждаете, они именно от бунта, бессмысленного и беспощадного. Не так ли?

— Ничего я не утверждаю, — сумрачно сказал Гена. — Просто предположил. Как вариант…

— Мне иной вариант видится. — Историк пускал кольца дыма, и я провожал взглядом каждое кольцо. — Я полагаю, что беда на Руси приходит от сытых, а не от голодных. От сытых, которые хотят защитить свою сытость. Так в истории было всегда — так случилось и сегодня. А про бунт голодных, бессмысленный и беспощадный, — это Пушкин зря придумал.

— Пушкин! — Майор Чухонцев значительно поднял палец. — Авторитет!

— Голубчик вы мой! В истории авторитетов не бывает. И в поэзии, полагаю, тоже. Авторитеты — это только среди воров. Поверьте, и Пушкин мог ошибаться.

— А вы знаете, как было? — спросил Гена хрипло.

— Конечно знаю. Бунта голодных и в помине не было. В России самое страшное — это бунт сытых. Хотите послушать, как было на самом деле? Хозяйка отдала шоферу деньги за топор. Между прочим, этот шофер был далеко не бедный человек. Бедных и голодных в этом доме вообще не было. Шофер возил богачей за огромную зарплату, но он и копейкам счет знал, научился холуй у хозяев бережливости. Итак, хозяйка отдает шоферу искомую сумму. Хозяин предвидел подобный поворот событий. Вероятно, шофер даже намекнул: мол, найду правду у вашей супруги! И вот здесь-то все и началось!

— Что началось?

— Хозяин рассердился и приказал охраннику Валере наказать шофера-вымогателя. Охранник идет в спальню к хозяйке и застает там шофера, предающегося преступной страсти с супругой сенатора. Сенаторша уже совершенно нагая, с распущенными волосами, а шофер только собирается разоблачиться. Охранник берет шофера за шиворот, но тут хозяйка, которая желает скрыть любовную связь с шофером, выхватывает из кобуры у охранника пистолет и стреляет охраннику в лоб. Она испугалась содеянного и решила замести следы. Схватив что потяжелее — а именно утюг, — она метнулась в комнату к секретарше и ударила несчастную женщину утюгом в темя. Секретарша была убита мгновенно — хозяйка собиралась вложить ей в руку пистолет, чтобы создать картину схватки секретарши с охранником, но не успела: на пороге появился хозяин. Он давно подозревал, что его супруга состоит в любовной связи с шофером, но у него не было доказательств. Случай с топором, утюгом и охранником поставил все на свои места. Глаза у хозяина открылись. Он собрался было наказать изменницу, но шум в соседней комнате отвлек его. То второй охранник ворвался в спальню хозяйки и, увидев мертвого коллегу, захотел свести с шофером счеты. Думается мне, что один из охранников одновременно состоял осведомителем в госбезопасности, и в качестве такового давно выведал шоферские плутни. Прав я или нет?

— Состоял, — мрачно подтвердил Гена. — Как не состоять!