— Доброе утро, мистер Олавссон! — Неожиданно появившийся в дверях Гудмундур улыбается так, что вот-вот зубы вывалятся изо рта. Заканчивается вторая неделя моего подпольного существования. Он вручает мне новенький исландский паспорт с моей фоткой и идентификационным номером, по-здешнему
— Томас Лейвур Олавссон! Поздравляем! Ты теперь исландец! Срочно учи язык! — почти орет Гудмундур.
Я придирчиво изучаю паспорт. Сработано безукоризненно. Даже лучше, чем Игорев ай-ди китайского производства.
— Как вы это… Где вы это раздобыли? — спрашиваю.
— Сделано в Исландии! Ручная работа!
Гудмундур светится от радости, его распирает гордость: это я раздобыл такую замечательную ксиву!
— У меня есть дружок в полиции, — подмигивает он мне с дурацкой ухмылочкой. — И еще один в политической партии.
Обхохочешься. Что может быть смешнее, чем праведники, занимающиеся подпольным бизнесом!
Следующий взрыв смеха вызывают мои попытки произнести мое новое двойное имя. „Томас-лей-в-юр… Том-в-осле-фырр…“ Заставив меня повторить это раз десять, они окропляют мою забубённую голову водой из-под крана, которую Торчер освящает крестом и благосклонной улыбкой. В общем, ребята развлекаются на всю катушку.
— На самом деле тебя должны были назвать Томас Лейвур Богасон, — объясняет мне Торчер. — Буквальный перевод с хорватского. У нас давно существует традиция: иммигрант должен взять исландское имя, которое является калькой либо вариантом его прежнего. Но зачем нам рисковать, правильно? Олавссон означает „сын Олава“, а так зовут нашего президента.
В этой стране нет фамилий в чистом виде. Исландцы по сей день сохраняют традицию викингов, производя фамилию детей от имени отца. Если у меня родится мальчик, то он будет гордо носить крутую и легко запоминающуюся фамилию Томассон, а если родится девочка, то она будет Томасдоттир.
Я умоляю святых отцов дать мне что-нибудь попроще, и после некоторых раздумий они выпускают меня в мир как
Глава 24. Отель „Ударный труд“
В дополнение к нелегальному паспорту я получаю нелегальное жилье рядом с церковью Торчера. На первом этаже этого недавно построенного здания располагается роскошный мебельный салон, а на втором ютятся совсем не роскошные рабочие-иммигранты.
Я попадаю в исландское подполье. Я и мои святые друзья словно поменялись ролями. У дружка Гудмундура из политической партии, носатого типа без шеи по имени Гуд-Ни
[53](никакого отношения к Раненому Колену [54]), вид типичного мафиози. В чем это проявляется, неискушенному читателю так с ходу не объяснишь, но рыбак рыбака узнает издалека. Эти глаза повидали многое в жизни и кое-что в смерти.Этот пухлощекий всклокоченный тип лет пятидесяти в синей ветровке — поначалу она кажется слишком для него большой, однако при ближайшем рассмотрении это он оказывается слишком толстым — вылезает из черного побитого джипа и быстрой побежкой направляется к парадному подъезду. Из карманов, набитых ключами (и оружием?), он достает добрый десяток и только с третьего раза подбирает правильный.
Гудмундур знакомит нас, и выглядит это со стороны довольно комично, как будто гордый отец рекомендует своего сына знаменитому футбольному тренеру. Гуд-Ни на секунду бросает на меня тусклый взгляд и, буркнув исландское „хай“, входит в обшарпанный подъезд с валяющимися на полу яркими, но изрядно затоптанными брошюрами и непрочитанными местными газетами. Мы идем за ним вверх по лестнице, а затем по длинному голому коридору с дверями справа и слева через каждые пять метров. Потолок довольно высокий, арочный, со стенами не стыкующийся.
В конце коридора, в кухоньке, группка темнобровых и красноглазых работяг с бетонной крошкой в волосах потягивают пиво. На дешевом рабочем столике, рядом с допотопной микроволновкой, стоит маленький телевизор. Идет какой-то примитивный детектив, но работяги на экран не смотрят. Гуд-Ни тихо приветствует их на своем мафиозном наречии.
Один из работяг отвечает ему по-английски с сильным славянским акцентом и показывает пальцем туда, откуда мы пришли:
— Третья справа.
Моя каморка. Сын президента довольствуется складским помещением для запчастей, разделенным фанерными перегородками на боксы для сна. Кровать представляет собой матрас, приподнятый за счет фанерных обрезков и пиловочных чурбаков вместо ножек. Еще тут есть старый дешевый офисный стул, настольная лампа без лампочки и абажура и серебряная ложка на грязном полу — всё. Стена напротив двери — это, в сущности, одно большое окно и под ним вытянутый радиатор. Из окна видно такое же здание с магазинчиками на первом этаже и автостоянкой. Гудмундур бросает на кровать черный пластиковый мешок с постельным бельем.