Советы по домоводству для наемного убийцы

— Ньет. Звыняйте. Лысы свьященник?

— Да. Лысая голова и пасторская одежда. Очень опасный человек. Преступник. Мы его ищем.

— Свьященник-преступник? — переспрашиваю я, помня уроки Дикана: „Кто обращает внимание на дурака?“

— Да. Его разыскивают в Америке.

— В Америке есче много свьященник-преступник? — спрашиваю их с озабоченным видом.

Исландские копы, улыбнувшись в ответ, желают мне на прощание благополучно разделаться с покраской дома.

Глава 12 Мистер Маак

Я никогда не жил в таком большом доме. Он мне нравится, не скрою. Да здравствует изгнание. Покинув святой приют, я могу перевести дух. Мне уже не нужно по утрам растягивать рот в дурацкой улыбке и ходить по сияющему паркету, как Христос по воде. Сбросить с себя Френдли — это все равно что освободиться от шумной тощей подруги с техасским акцентом и нездоровым пристрастием к мобильникам.

Я провожу остаток субботнего вечера в одиночестве, наслаждаясь Евровидением-2006 на огромном плоском экране со стереозвуком. Я всегда ждал подсчета голосов с особым нетерпением. Трофей достается визжащим финнам в хеллоуинских костюмах. Босния и Герцеговина занимают третье место. Северина заканчивает конкурс на тринадцатом месте, набрав только пятьдесят шесть голосов исключительно за счет бывшей Югославии. Из них десять, сжалившись, подкинули нам сербы, которые запросто могли проголосовать елдой. Остальная Европа, похоже, даже не слыхала про эротическую видеозапись Северины. Если мы хотим еще раз выиграть этот блядский конкурс, нам надо создать побольше балканских государств.

Холодильник забит едой. Проголодавшийся киллер делает себе вечерний омлет. Съедаю я его в бильярдной на первом этаже, с выключенным светом, в стиле ЗНД. Моих новых хозяев зовут Кристиан Маак и Хелена Ингольфсдоттир. Они носят эти имена уже лет шестьдесят. Альбомные фотографии демонстрируют счастливую усатую парочку, улыбающуюся из всех мыслимых туристических точек, от Флориды до Словении. Они зарабатывают на жизнь путешествиями, не иначе. Кухонный календарь сообщает: март в Кении, апрель в Болгарии. Видимо, думая обо мне, Хелена обвела этот уикенд несколько раз: Лондон, Лондон, Лондон. В понедельник они должны вернуться.

После долгого насыщенного дня приятно растянуться на семейной кровати размером с боксерский ринг, где есть его угол и ее угол. Перчаток я не вижу, зато сразу выясняю, кто что читает: она — итальянскую поваренную книгу, он — „Коза ностру. Историю сицилийской мафии“. Опять эти долбаные тальянцы. А кто напишет хоть пару слов про честных, трудолюбивых парней из хорватской мафии? Где посвященные нам книги и фильмы, где наши пятнадцать минут славы? Твою мать. Какой-то урод на Безоружном Острове читает про макаронников. Я засыпаю на ее стороне, посвящая последние минуты бодрствования анализу моего положения. То еще положеньице. Что дальше? Убить хозяев по возвращении и протянуть несколько дней, пока в холодильнике не закончится еда? Или воспользоваться билетом, который Игорек купил для меня в аэропорту? Другие варианты не просматриваются.

Воскресенье я провожу дома, неспешно наслаждаясь роскошным завтраком и силясь прочесть статью с моей фотографией на последней странице газеты, которую вчера вечером почтальон подсунул под дверь. Начать с заголовка: „Mafíumorðingi á Íslandi?“[33] То есть „Мафия бла-бла-бла в Исландии“. Вопросительный знак выглядит обнадеживающе. В статье упоминаются отец Френдли и христианская телепередача Гудмундура, а также говорится несколько слов о нем. Так и вижу эту голову ламы на длинной волосатой шее и выпученные на репортера глаза: „Мы в шоке. Мы ни о чем не подозревали. Он был таким Френдли. Мы остались живы и считаем, что нам повезло“.

Игорь в статье не упоминается. Теперь он моя единственная надежда.

Я пытаюсь дозвониться до Муниты с домашнего телефона. Не самое благоразумное решение, знаю, но не могу удержаться. Я должен с ней поговорить. Я звоню ей на мобильный и на домашний. „Пожалуйста, оставьте свой массаж после сигнала“. В этот голос нельзя не влюбиться. Нежный, гладкий, ворсистый мир, засасывающий тебя, как мать-природа. Даже ее речевые ошибки — она, конечно, имела в виду месседж — сексуальны. Но трубку она не берет. И не перезванивает. Может, что-то случилось? Над ее семьей витает насильственная смерть.

Я ложусь в самую большую к востоку от Лас-Вегаса ванну, наполненную горячей водой, и позволяю пузырькам почти час обхаживать мой живот, а потом ловлю кайф от шатания по дому в чем мать родила, с холодным пивом в руке, наслаждаясь небывалым ощущением человека, выпавшего из поля зрения и просто из времени. Один в огромном пустом пространстве. Никто в некоем доме. Я не существую. Я невидимая сила, перемещающая зеленую баночку „Хайнекена“ из комнаты в комнату и потихоньку отсасывающая содержимое.