Советы по домоводству для наемного убийцы

Дочь телепроповедников? Речь у нее как у язычницы, доросшей до королевы выпускного бала, чтобы не сказать королевы порно. Ее английский словно слизан с канала MTV. Голова дергается в такт словам, как у ведьмы. Она принадлежит к поколению тату и депиляции, культивирующему стринги как в попсе, так и в повседневном обиходе, с наращенными ногтями, больше похожими на когти, и взглядом на собственный живот как на «третью грудь». Данный живот украшает пирсинг на пупке, который гордо демонстрирует себя на подиуме между тонкой блузкой в обтяжку и винтажно-классными джинсами. Почему бы мужскому животу не объявить себя «третьим бицепсом»? Мыски ее черных туфель остры, как шпильки. Произнося слова, она царапает воздух своими белыми коготками.

— Ключи должны быть здесь? — спрашиваю я по-отечески.

— Ну. Мать говорила, что у нее есть запасные, но я их ни хуя не вижу.

Так. За словом «блядь» последовало кое-что покрепче. В святом семействе выросла оторва.

— Почему бы вам ей не позвонить? — спрашиваю.

— А-а. Она… У них сейчас запись. Она вырубила звук своей мобилы.

— Запись программы?

— Ну. Это их телешоу. Да вы сами знаете.

Похоже, телевизионная слава матери причиняет ей страдания. Мне становится жаль бедную девочку, и я говорю:

— Может, я смогу вам помочь попасть в квартиру.

— В смысле без ключей? С помощью креста, что ли?

— Почему бы и нет. Крест и короткое благословение, — отвечаю я тоном пастора Френдли, как будто всю жизнь был священником.

Преподобный проник в меня до печенок. Даже будучи голым, я произвожу впечатление человека в сутане. В льдисто-голубых глазах барышни написано удивление, я же, подойдя ближе, принимаюсь рыться в ящиках в поисках чего-то похожего на мой персональный ножик, это маленькое швейцарское чудо, которое я носил в разных карманах, с тех пор как мне его подарил товарищ Призмич на смертном одре, если таковым можно считать шаткий кухонный столик в разбомбленном доме. По милости Бен Ладена мне пришлось оставить его в Нью-Йорке.

Садясь в ее машину (подержанная «шкода фабия») в своем святом прикиде, я спрашиваю, как ее зовут.

— Ганхолдер,[21] — отвечает она, и, сорвавшись с места, мы уносимся по широкой пустынной улице.

Глава 6. Остров-лилипут

Преодолев два холма, кое-где поросших одноэтажными уродливыми строениями, Ганхолдер въезжает в предместье Рейкьявика. Почти Дубровника. Хотя на самом деле больше похоже на Сплит с его хайвеями, рекламными щитами и маленькими стадионами. (Я успеваю заметить, что трибуны представляют собой низкие скамеечки.) Как и мой родной город, Рейкьявик демонстрирует раздвоение личности: исторический центр на фоне истерического пригорода.

Похоже, коммунизм у них тут тоже оставил свой след: железобетонные многоквартирные дома вдоль дороги напоминают мне о моем Тито-литарном прошлом. Мы жили в одном из таких серых монстров неподалеку от стадиона (во время матчей часть поля была видна с нашего балкона), прежде чем переехали ближе к центру, в дом, которому было больше лет, чем Нью-Йорку. Помнится, нам пришлось оставить машину, — так как по узким улочкам старого города было просто не проехать, но каждое воскресенье мой отец вместе со мной и моим старшим братом Дарио наносил визит нашему потрепанному «юго», который терпеливо дожидался нас на стоянке в нашем бывшем уродском квартале.

Ганхолдер живет в центре, рядом с «Прудом», маленьким озером с лебедями, неподалеку от гавани. Тут мы снова окунаемся в буржуазную стихию: усеявшие склоны дома с фронтонами и створчатыми окнами до пола глядятся в озерную гладь с видом важных гостей, обступивших танцпол на каком-нибудь нью-йоркском новогоднем балу позапрошлого века. Каждый домик по-прежнему одет с иголочки: цилиндр и галстук-бабочка. Но мы еще не приехали. Мы едем дальше по хайвею Киллинг-май-рэббит[22] или что-то в этом роде. Во всем, что касается имен и названий, исландцы, кажется, очень похожи на американских индейцев. Ганхолдер сообщает мне, что мы только что проехали через пригород Коп-Вор.[23]

— Это уже Рейкьявик? — спрашивает ее мистер Френдли, одной рукой ослабляя тугой воротничок на своей толстой шее, а другой тыча в ветровое стекло.

— Ага, мы уже в Рейкьявике.

— Я слышал, здесь тусуется Тарантино? — Упс. Не слишком ли продвинутый священник? Я спешу исправить ошибку: — В смысле, правда, что это любимый город Тарантино?

Она окидывает меня беглым взглядом — уж не достался ли ей в попутчики какой-нибудь знаменитый сайентолог, играющий по праздникам в гольф с Томом Крузом и Джоном Траволтой? — прежде чем ответить:

— Ага. Он прилетал сюда перед Рождеством. Моя подруга его знает. Нормальный мужик.

Хорошо, что я его не убил.