Совиная башня

Предместья Совина пронеслись под крыльями, исчезли позади, растворяясь в ночи. Стихла песня, проглоченная ночной тишиной, и внизу загорелись другие огни: вдали от столицы, там, где Охотники бывали редко, бродили духи, золотые души их сияли ярче свечей, обжигали горячее печного огня. Духи тоже чувствовали оборотней, запрокидывали головы вверх и провожали, безмолвно глядя вслед.

Сокол и ворон пролетели к тёмным лесам, к пустынным заснеженным полям, к безграничной воле, что дарует небо, и после, убегая от наступающего рассвета, вернулись обратно в клетку.

После обращения тело горело и ломалось. Мир казался новым и чужим, и всё в нём было шатким, всё кружилось в пляске. Навь поглотила Явь в Долгую ночь, Тень-сестра цеплялась когтями за небеса, пытаясь остановить ход времени. Духи стали живее людей, и только молитвы держали их в стороне. Или нет? Не духи ли бродили тенями по улицам, не они ли задували свечи в руках верующих? Все грани стёрлись, и всё размылось. Дара крепко прижималась к Милошу, потому что он один был настоящим на всём свете в эту ночь.

Издалека долетала светлая песнь о благословенной земле, о непорочности и милосердии.

На смятых простынях в старом доме, пропахшем дурманом, двое выцарапывали грех на коже друг друга, выцеловывали страсть на губах, терялись в неге и мраке, что окружали их двоих.

После ещё долго Милош не спешил вставать. Он утянул Дару обратно к себе в объятия, когда она попыталась присесть.

– Подожди, – попросил он, уткнулся носом ей в висок и потёрся, легко целуя. – До утра ещё есть время. Лучше расскажи о чём-нибудь… Расскажи о Долгой ночи в Ратиславии. Это правда, что у вас до сих пор жгут костры и приглашают к ним духов?

– Да, но мы называем это Ночь костров. У нас в Заречье всегда её празднуют, а вот в городах вряд ли. Там везде храмы, Пресветлые Братья такого не допустят.

– Насколько я помню, в вашей деревне тоже есть храм.

Дара засмеялась, положив руку на впалый живот Милоша. Её губы слегка касались его груди, когда она говорила.

– Брат Лаврентий вряд ли сможет что поделать с нашими обычаями. Он хороший, но его никто не боится, сколько бы он ни угрожал нам вечной промёрзлой пустошью после смерти.

– И ты не боишься?

Вопрос удивил Дару, застал врасплох. Она посмотрела на Милоша, произнесла неуверенно:

– Не знаю. Я много чего боюсь, но об этом не задумывалась.

– И чего ты боишься? – растянулись в улыбке полные губы.

– Что обращусь однажды вороном и снесу яйцо.

Милош усмехнулся, да не слишком весело.

– Это не будет казаться тебе такой смешной шуткой, если просидишь в клетке несколько месяцев.

Они говорили об этом, как будто всё и вправду было лишь шуткой, как будто не было ни горя, ни боли.

– А на куриц на Рыночной площади ты теперь не заглядываешься?

– Договоришься у меня, – предупредил Милош будто игриво, но Дара научилась чувствовать заранее зарождающуюся бурю в звучании его голоса.

– Так что с Ночью костров? – напомнил он. – Ты встречала духов, говорила с ними?

– Отец не отпускал нас с Весей. Он боялся, что я начну колдовать.

Милош молчал, путаясь пальцами в её волосах.

Близился рассвет.

Даре хотелось остаться с Милошем, хотелось вновь отдаться ему и забыть о том, что на берегу реки осталась Веся и что сестра, скорее всего, больше не могла обманываться, что она обо всём догадалась. И пусть всего несколько лучин назад Дара желала этого, теперь ей овладели страх и стыд. Что она скажет в своё оправдание? Да и разве виновата она, что Милош не любил Весю?

Дара приподнялась, опираясь на локоть. Длинные волосы упали ей на грудь, прикрывая наготу. Глаза Милоша остекленели, когда он стал водить пальцем по её шее, чертя круги всё ниже, отводя пряди в стороны, целуя голое тело пухлыми губами то нежно, то почти больно. Дара сжала пальцами простыню, с губ сорвался стон.

Никогда прежде Дара не задумывалась, любил ли её Милош. Не пыталась она осознать и свои чувства. Ей было страшно теперь от одной только мысли, что оба ответа принесут куда большую боль, чем нежные укусы Милоша.

Как просто всё было дома в Заречье. Возможно, Дара бы осталась старой девой и помогала бы Весе воспитывать её детей. Возможно, она жила бы одна на мельнице, а ещё возможно, что всё-таки Богдан прислал бы сватов, и отец отдал бы Дару в жёны с радостью и облегчением. Веся и девушки из деревни облачили бы её в венчальное платье, и она поклялась бы быть верной и послушной женой. Даре представилось на короткое мгновение, как сватался бы к ней Милош, как смотрела бы она в его изумрудные глаза, читая слова брачной клятвы.

Даже в мечтах это выглядело несуразно!

– Нам пора, – решила Дара и не стала слушать больше ленивых возражений.

Милош развалился на кровати, наблюдая, как она одевалась. Из распахнутого окна шёл холодный воздух, и Дара спешила укутаться в платье и накидку.

На мгновение ей показалось, что Милош решит остаться, но он всё же поднялся. После, когда они вдвоём спустились вниз, чародей придирчиво оглядел Дару в свете свечей, поправил её волосы.